Я смыл противный вкус во рту двумя стаканами холодного кофе и, не дойдя до дверей отеля, уже рыгал как заведенный. Лоусон мотнул головой на дверь служебного офиса.
— Мистер Кинг был ужасно огорчен, увидев ковер в том номере. Он просил вас зайти.
— Передай ему, что мне наплевать! — бросил я, пройдя мимо стойки портье в коридор, который привел меня к двери моего номера.
Оттягивать дальше смысла не было. Я запер дверь и снял рубашку, галстук, потом ботинки — чтобы было удобнее, — потом сел за стол и нацарапал короткую записку Фло, в которой рассказал ей про свои кишки. Не знаю, зачем я написал это — ей же все равно было наплевать. Но надо было оставить хоть какую-то записку.
Потом я достал свой «полицейский специальный». Пистолет может быть самым прекрасным и самым отвратительным предметом на свете — в зависимости от того, с какой стороны на него смотреть. В эту минуту он выглядел премерзко.
Я сел на кровать, засунул ствол себе в рот и тут же почувствовал привкус масла. Через несколько секунд мистеру Кингу придется огорчаться по поводу еще одного испорченного ковра. Почему-то эта мысль меня позабавила.
Впервые за много дней я улыбнулся — если, конечно, человек с пистолетом во рту способен улыбаться — и осторожно снял с предохранителя.
Глава 2
В пять минут одиннадцатого того же вечера Дьюи забарабанил в мою дверь. Я находился в тяжелом алкогольном тумане: в попытке собраться с духом и выстрелить себе в рот великий Марти Бонд прикончил пинту виски, ну и, как всегда, спиртное сыграло со мной злую шутку — в результате я просто свалился с ног и проспал несколько часов кряду.
Я кое-как выбрался из постели. На душе у меня было преотвратно, даже хуже, чем в ту минуту, когда Арт объявил, что у меня рак. Впервые в жизни я понял, что мне грош цена, что я последний трус.
Это у меня просто в голове не укладывалось: я же бесчисленное множество раз не раздумывая рисковал жизнью. Однажды, когда я был еще совсем щенком, но уже насмерть устал от всех невзгод, мне даже пришлось играть в русскую рулетку. «Если ты не боишься смерти — тогда тебе вообще ничего не страшно в этой жизни» — таков всегда был мой девиз, но вот когда довелось проверить его на собственной шкуре, оказалось, что этой самой отваги у меня нет и в помине.
Ну ладно, если уж у меня оказалась кишка тонка сделать это самому, надо было придумывать какой-то иной способ покончить счеты с жизнью, потому что уж я точно не собирался подвергнуть себя пытке медленной смертью от рака. Когда я служил в полиции, было проще пареной репы увернуться от пули, но теперь… Кому придет охота ухлопать гостиничного вышибалу? Жалкого старика…
Тут Дьюи постучал еще раз. И за дверью раздался его спокойный голос:
— Марти, тут пришел этот полицейский… Твой сын.
— Слышу, слышу! — Я отправился в ванную почистить зубы и ополоснуть лицо. Натянув брюки, я открыл дверь.
— Что с тобой? — спросил Дьюи. — Я тебе весь вечер названиваю.
— Заболел! — Холодная вода смыла последние остатки опьянения.
Он глянул мимо меня и заметил пустую бутылку у кровати.
— Да уж вижу. Ну ты и гад! Не оставил мне ни капельки полечить мой насморк. Сегодня все было тихо.
— Да что ты? — Я с изумлением вдруг понял, что мне ровным счетом наплевать на то, как обстоят дела в отеле и вообще в мире, — единственное, что меня интересовало, так это способ быстрой и не мучительной смерти до того, как мой рак ухватит меня своими клешнями.
— У девочек бизнес идет хорошо. Может, потому, что сегодня вечер выдался немного прохладнее, чем накануне. А что сказать твоему сыну? А то знаешь, полицейский в вестибюле нам всю клиентуру распугает.
— Он что, в форме?
— Нет, но я же вижу, что он легавый. И мне это не нравится.
— Да ладно… Пришли его сюда.
Я закатил пустую бутылку под кровать, расправил постель и малость помахал в воздухе полотенцем, чтобы разогнать пары пота.
Вошел Лоуренс.
— Старик портье сказал мне, что ты заболел.
— Жара меня доконала. Возьми стул, садись. — У малыша была стрижка, как у Лоусона. Одет он был в рубашку-поло и джинсы. В цивильном он смотрелся лучше. Если бы все не портила цыплячья шея, можно было сказать, что он ладно сложен для своего высоченного роста.
Он шлепнул меня по голому животу.
— А у тебя пресс все еще как автомобильная покрышка. Помнишь, ты мне рассказывал о своих выступлениях на ринге и как твой соперник почем зря молотил тебе по животу, а ты мог выдержать его удары хоть весь вечер?
Я кивнул и взглянул на свое брюхо — на жировые валики и угадывающиеся под ними мышцы. Теперь под этими мышцами затаилась раковая опухоль, точно пехотная мина. Я сел на кровать и сменил тему:
— Что там новенького слышно про Забияку Андерсона? — Я подмигнул ему. — Если уж ты ударился в воспоминания, то я помню, как ты вырезал из газет все криминальные репортажи и коллекционировал их, точно фотографии знаменитых бейсболистов. Ну, так что скажешь?