Он ушел. На душе у меня было противно. Лоуренс, конечно, чудак, но чудак милый — серьезный, а не безмозглый, каким он мог бы показаться со стороны. Только такие наивные чудаки и страдают в жизни не меньше самых отъявленных сорвиголов. Просто бред какой-то — мой единственный сын приходит ко мне раз в кои то веки и единственное, о чем мы с ним можем поговорить, так это об убийствах и ограблениях. Надо бы потолковать с ним побольше — но о чем? Он мне почти совсем чужой. Это просто какое-то проклятие моей жизни — все свои пятьдесят с лишком лет я прожил среди чужих мне людей.
Я проголодался. Желудок свело. В тихой пустой комнате я начал видеть галлюцинации. Мне вдруг стало одиноко. Я включил радиоприемник, послушал какой-то джаз, но легче от этого мне не стало. Я позвонил Дьюи и попросил его прислать ко мне Барбару.
— Не рановато ли?
— Пришли ее и не рассуждай! — Я отпер свою кладовку и достал непочатую бутылку. В кладовке у меня хранилось четыре ящика виски: поздно ночью, когда постояльца внезапно одолевала отчаянная нужда в выпивке, пинта виски могла принести от пяти до десяти долларов чистого дохода. Впрочем, я никогда не зарабатывал на торговле спиртным, потому что сам был своим постоянным клиентом.
Я откупорил бутылку, помыл два стакана, закурил. После трех затяжек во рту появился мерзкий вкус, я выбросил сигарету и взял пососать пару мятных таблеток.
Пришла Барбара и спросила, что случилось.
— Ничего, — ответил я.
— Так уж и ничего? — переспросила она, нахмурившись.
— Ничего. Хочешь выпить?
— Чуть-чуть. Я слышала, ты что-то приболел.
— Бессонница. — Я плеснул ей в стакан.
— Все проклятая жара. — Она залпом осушила стакан и села на кровать. — Подойди, мальчик. Я тебя приголублю.
— Прекрати. Давай лучше поболтаем. Какие у тебя планы? Ты же сама прекрасно понимаешь, что тебе в этом бизнесе тусоваться еще от силы несколько лет, а потом что?
Она вскочила с кровати.
— Это еще что за разговор?
— Дружеский. Мы-то с тобой не будем друг дружку дурачить. Давай тогда поговорим о другом. Ты откуда родом — с фермы?
— Ты что, совсем ку-ку? Сейчас лучшее время для ночной работы. Не могу я тут с тобой рассиживаться и лясы точить, пока другие девочки работают в поте лица. Мне же надо…
— Слушай, ничего не случится, если твой сутенер купит себе новый кадиллак на неделю позже! — крикнул я и дал Барбаре оплеуху. Я не сильно ударил, но ее левая щека тотчас побелела, потом побагровела. Она упала на кровать и разрыдалась.
Я сел рядом и обнял ее.
— Извини, милая. Я не хотел.
— Что это на тебя нашло, Марти? — спросила она, всхлипывая и уткнувшись лицом в мою грудь, поросшую седыми волосами. — Что с тобой такое происходит?
— Я на пределе, заснуть не могу… Слушай, мне честно очень жаль. Ты же знаешь, мы с тобой друзья. Я с другими шлюхами не могу, а с тобой…
— Не называй меня так!
— А что? Ты же шлюха, а я бывший легавый, ставший сутенером… Перестань причитать. Я же извинился. Не знаю, что на меня нашло. — Приятно было вот так держать ее у своей груди и слышать, как она плачет. Почему-то от этого ощущения я словно ожил.
Она вырвалась из моих объятий и вытерла лицо простыней.
— Терпеть не могу, когда меня мужики бьют, а ты…
Я прикрыл ей рот ладонью. Лицо у нее было изможденным, худым, увядшим.
— Барбара, сколько раз мне тебе повторять, я не хотел тебя ударить! — Я сунул’руку в карман брюк и нащупал там банкноту. К счастью, это оказалась всего лишь пятерка. — Если я тебе дам эту пятерку, купишь себе духов, чулки или еще что-нибудь. Гарольду не отдавай!
— Я не могу скрывать от него заработки. Ты же сам знаешь, как он к этому болезненно относится. И тебе незачем мне платить…
— Я не плачу. Это подарок.
— Тогда сам купи мне духи — дай мне флакон, а не деньги.
— Договорились.
Она встала с кровати и посмотрела на себя в зеркало.
— Пойду, надо подремонтировать лицо.
Я проводил ее и, оставшись один, выпил — уже не было мочи терпеть. По радио передавали только сообщения, связанные с убийством Андерсона. Я выключил приемник и стал ходить по комнате, приводя в порядок свои мысли. Выдвинул ящик, стал смотреть на револьвер. И понял, что не смогу. Просто смех, в городе полным-полно шпаны, которая только и мечтает всадить в меня обойму, им только намекни, да как скажешь бандюге, что, мол, мне хочется, чтобы он меня пристрелил? Как же это можно сделать? Что сказать?
Дверь открылась, и я с грохотом захлопнул ящик. Это вернулась Барбара.
— Вот, я нашла тебе снотворное. Двух таблеток хватит, чтобы свалить быка.
— Я никогда не баловался этим зельем.
— Они совершенно безвредны, зато спать будешь, как младенец, — сказала она, наполнив стакан водой.
Я выпил две таблетки.
— Когда они начнут действовать?
— Через несколько минут, если не будешь сопротивляться. Ложись и расслабься.
Я сел и подумал: может быть, это выход. Принять упаковку этих колес и отправиться на тот свет. Да только в «Гровере» наверняка найдется какой-нибудь идиот, который придет будить меня. Можно взять упаковку таблеток и отправиться с ней в другой отель…
— Засыпаешь?