- Ну, что там Дэймон? Пришлось ублажать? Будет финансировать? – я постарался спросить это, как можно более равнодушно, но голос таки дрогнул.
- Куда ж он денется, конечно, будет. Но не ревнуй, Томми, между нами ничего не было, – Билл провел тонкими пальцами по моей щеке и пошел наверх. А я, казалось, заалел ярче спелого томата.
- А я тогда напишу статью под названием «Известный фотограф насилует комнатных собачек»!!! – отпив горячий кофе из большой кружки, ответил я. Наше утро как всегда началось с взаимных комплиментов.
- Ну, если ты видишь себя в роли комнатной собачки… – Билл, сладко потягиваясь, достал из шкафа коробку с овсяными хлопьями. Я покривился.
- Ты будешь это есть? – недоверчиво спросил я, брезгливо косясь на коробку.
- Буду. Мы же в Англии, дружок, здесь по утрам принято есть овсянку, – пожал плечами Билл и, высыпав в миску хлопья, залил их горячей водой.
- Мерзость, – я передернул плечами. С детства терпеть не мог каши, а овсяную – больше всех.
- К твоему варварскому сведению, овсяная каша очень полезна! – гадюка села напротив и, набрав полную ложку этой мерзости, положила ее в рот.
- Лучше сдохну, чем буду это есть! – снова скривился я, а Билл с явным садистским удовольствием ел передо мной эту противного цвета субстанцию, гаденько поглядывая на меня при этом. Я чертыхнулся, сплюнул и, так и не допив свой кофе и не дожевав бутерброд, пошел наверх. Аппетит вконец пропал.
Вчера мы весь день провели в галерее, доделывая последние штрихи. Билл беспрестанно с кем-то говорил по телефону, что-то выяснял, кричал на нерадивых рабочих. Он пытался этого не показывать, но было видно, что он очень переживает и находится почти на пределе. Я помогал, как мог, принял непосредственное участие в создании брошюр и каталогов его работ с подробным описанием каждой фотографии. К вечеру, вконец заразившись всеобщим чувством напряженности и раздражения, я, незаметно ни для кого, на несколько минут ускользал в кабинет Билла, наливал себе пятьдесят граммов коньяка и выпивал его залпом. После такого пятого похода мне стало очень спокойно и даже благостно, что не ускользнуло от цепких гадючьих глаз. Он быстро понял, что к чему, очевидно, ко всему прочему, обладая неплохим обонянием. Хотя я, как мог, скрывал улики, заедая коньячок лимончиком. И Билл прилюдно меня опозорил, отчитывая, как нашкодившего школьника. Хорошо хоть в угол не поставил. Но коньячок отлично делал свое дело, и даже эта вспышка гнева не произвела на меня никакого впечатления. И даже после того, как меня поймали, я еще пару раз умудрился прошмыгнуть к заветной бутылочке, выбирая время, когда Билл был чем-то очень занят.
Домой мы приехали только к трем часам ночи. Меня жутко клонило в сон, видно, коньячок обладал еще и снотворным действием, а вот Билл, напротив, был взвинчен, и во всех его движениях читалось беспокойство.
- Успокойся…. – добродушно протянул я, на что был одарен убийственным взглядом. Нет, этот взгляд произвел бы на меня гораздо большее впечатления, будь я чуть-чуть трезвее, но сейчас я лишь потрепал его по плечу и, улыбнувшись, отвалил в свою комнату.
А сегодня был тот самый день «икс». Как ни странно, но Билл сегодня не выглядел таким дерганым, и это вселяло надежду.
Я сидел рядом с ним в машине и не дышал. Просто не смел дышать. А машина неуклонно везла нас к галерее, в которую уже стекались гости, люди, которые, я уверен, будут отвешивать ему комплементы, глазеть на него и флиртовать. От этого у меня странным образом все бунтовалось внутри.
Я давно собрался и, напялив белую толстовку с белой кепкой, которые мне до безумия шли, вот уже битых полчаса ожидал, когда же этот модник соизволит спуститься. Раздраженно глянув на часы, я обнаружил, что мы опаздываем, это завело еще больше.
- Бииилл! – нервно заголосил я.
- Я скоро! – крикнул он в ответ.
Я уже отчаялся его дождаться и стоял, тупо пялясь на часы, с какой-то маниакальной сосредоточенностью следя за секундной стрелкой, когда услышал сзади сладкий голосок:
- А вот и я!