Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

Причину замедленного развития в России “прогрессистской” образованности Киреевский видит в отсутствии влияния именно “классического древнего мира”, на церковную, и социальную жизнь. Следовательно, как он полагал, чтобы достигнуть европейской образованности путем внешнего заимствования, Петру I необходимо было сражаться “с нашей национальностью на жизнь и смерть” и “совершить перелом в нашем развитии”. Подобное заимствование стало возможным также благодаря тому, что Запад вступил в новую стадию, как бы конфликтующую с предшествующими этапами его истории, которые России соответственно не было необходимости повторять. “Старое просвещение связано неразрывно с целою системою своего постепенного развития, и, чтобы быть ему причастным, надобно пережить снова всю прежнюю жизнь Европы. Новое просвещение противоположно старому и существует самобытно. Потому народ, начинающий образовываться, может заимствовать его прямо и водворить у себя без предыдущего, непосредственно применяя его к своему настоящему быту”. Что и необходимо, по мнению Киреевского, постоянно делать для усиления роли России в созидании общечеловеческой цивилизации и в “просвещении общего мнения”.

Мысль автора “Девятнадцатого века” как бы отсоединена от религиозной основы, составляющей корень его личности и определяющей своеобразие его более поздних работ. Более того, он выделяет “языческие” и “светские” элементы не “старого”, а “нового” просвещения, ориентированного не на развитие “внутренней” духовной культуры, а на распространение “внешней” научно-гуманистической цивилизации.

Мысль позднего Киреевского в существенной степени корректирует логику статьи “Девятнадцатый век”, в которой хотя и признавалось, что в России христианская религия была “чище и светлее”, чем на Западе, но предпочтение отдавалось античному элементу в “прогрессии человеческого ума” и построении абстрактного научно-гуманистического просвещения. Теперь же, когда это просвещение рассматривается изнутри, с точки зрения духовного и нравственного состояния человека, акцент меняется на противоположный: “Этот классический мир древнего язычества, не доставшийся в наследие России, в сущности своей представляет торжество формального разума человека… чистого, голого разума, на себе самом основанного, выше себя и вне себя ничего не признающего и являющегося в двух свойственных ему видах – в виде формальной отвлеченности и в отвлеченной чувственности”.

По Киреевскому, всепроникающий “мир древнего язычества” с его победительным антропоцентризмом и рационализмом своеобразно ориентировал и западное христианство, которому он противопоставляет восточное: “Христианство проникало в умы западных народов через учение одной римской церкви – в России оно зажигалось на светильниках всей Церкви Православной; богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности – в православном мире оно сохранило внутреннюю цельность духа; там раздвоение сил разума – здесь стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий – здесь стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточению разума; там церковь смешалась с государством, соединив духовную власть со светскою и сливая церковное и мирское значение в одно устройство смешанного характера, – в России она оставалась не смешанною с мирскими целями и устройством; там схоластические и юридические университеты – в древней России молитвенные монастыри, сосредоточившие в себе высшее знание…”.