Можно сказать, что многие произведения Мережковского являются своеобразными вариациями его богоискательства начавшегося еще в начале XX века. В 1901 году он стал одним из главных организаторов Религиозно-философских собраний и журнала “Новый путь”, а после революции 1905 года активно участвовал в работе созданного для объединения “интеллигенции и Церкви” Религиозно-философского общества. Говоря о представителях так называемого “нового религиозного сознания”, к которому относил себя Мережковский, Н.А. Бердяев писал: “Для этого типа характерны не жажда возврата в материнское лоно Церкви, к древним преданиям, а искание новых откровений, обращение вперед. В этом течении религиозной мысли пророчество всегда побеждает священство и пророческим произведениям отдаются без особой осторожности, без той боязни произвола и подмены, которая так характерна для Булгакова, свящ. П.Флоренского, Эрна и др. Настоящего дерзновения религиозной мысли и здесь нет, но меньше оглядки, больше игры человеческой талантливости. Центральной фигурой в этом типе религиозной мысли является Д.С. Мережковский. Целое течение окрашено в цвет мережковщины, принимает его постановку тем, его терминологию, его устремленность”. Еще одно высказывание Н.А. Бердяева как бы дополняет и конкретизирует предыдущее: “Д.С. Мережковский современный, новый человек, человек нашего зыбкого времени. Он сам себя не знает, не знает, что в нем подлинно и онтологично и что призрачно и нереально… Он по-своему очень искренний человек ищущий веры и мучающийся… Силы веры в нем нет, он скептик, страшащийся смерти, но перед людьми он всегда предстает с догматическими формулами своих исканий веры, всегда напряженных и взволнованных “.
Догматические формулы нового человека зыбкого времени сфокусировались в исканиях Мережковского в идее Третьего Завета, призванной разрешить взволнованные и напряженные антиномии между христианством и язычеством, духом и плотью, Церковью и общественностью. Для него, как и в определенные периоды для В.В. Розанова, “историческое христианство” является выражением, так сказать, чрезмерности духа, аскетического самоотречения, подчиненности языческому государству; оно игнорирует проблемы пола и “святой плоти”, вопросы организации “религиозной безгосударственной общественности”. Мережковский открывает своеобразное тождество, говоря языком Паскаля, двух бесконечностей, духа и плоти, верха и низа (“небо – вверху, небо – внизу, звезды – вверху, звезды – внизу, все что вверху – все и внизу”) и взыскует их мистического единства через освящение плоти, синтез христианского благовестил и “правды о земле” и в конечном итоге установления на ней Царства Божия. Утопичность такого проекта подчеркнул прот. Г.В. Флоровский: “Здесь очевидное двоение понятий. Мережковский прав, что христианство освящает плоть, ибо есть религия Воплощения и Воскресения. Потому и аскетизм есть только путь. Но он хотел воссоединить и освятить