Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

Шестов нарочито подчеркивает изуверскость и мучительность услышанных Паскалем “на суде Всевышнего” истин, не несущих с собой облегчения, утешения и радости, значение боли, болезни, жизненной пытки, а также свойственной его мысли непрекращающейся душевной тревоги. По его убеждению, именно в таких состояниях сознания проявляется несостоятельность претензий разума и сопутствующих им “земных” инстинктов и открываются самые важные для человека вопросы. Если мы не верим “отсталому” Паскалю или “полудикому” Иову, то следует, полагает он, обратиться к “передовому” Ницше, который считал “’’сгорание на сырых дровах”, “великую боль” путем освобождения духа для создания всей его философии. “Верующий” Паскаль и “неверующий” Нитше, Паскаль устремивший все помыслы свои назад, к средневековью, и Нитше, весь живущий в будущем, в своих свидетельских показаниях совершенно сходятся. И не только в своих показаниях они так близки друг к другу. Их “философии” для того, кто готов отвлечься от слов и под непохожими облачениями умеет разглядеть тождественную сущность, представляются почти совпадающими в самом главном. Нужно только помнить то, что люди охотнее всего забывают и что с такой силой когда-то выразил монах Лютер в своем комментарии к Посланию к Римлянам, написанном им задолго до разрыва с Церковью: “Богохульство… иной раз приятнее звучит в ушах Господа, чем само Аллилуйя, либо какая угодно божественная хвала. И чем страшнее и отвратительнее богохульство – тем приятнее Господу”. Сличая “ужасные богохульства” Нитше и “ликующие восхваления” Паскаля, столь разные и столь безразличные для уха современного человека и столь близкие и ценные для Бога, если верить Лютеру, начинаешь думать, что на этот раз “умная” история было обойдена. И что, вопреки всем ее приговорам, убитый ею Паскаль воскрес через два столетия в Нитше. Или все та же история добилась своего? Нитше обречен на судьбу Паскаля? И ему все удивляются, но никто его не слышит? Может быть, даже вернее всего, что так. Ведь и Ницше апеллировал от разума – к случайному, к капризному, к неверному, от “синтетических суждений a priori” Канта к “Воле к власти”. И он “учил” – non pudet quia pudendum est, он это перевел словами: “по ту сторону добра и зла”. И он радовался “бессмысленному” и искал несомненности там, где все видели невозможность…”.

Для отождествления судьбы Паскаля с судьбой Ницше Шестов использует недостоверные и отвергнутые авторитетными биографами французского мыслителя легенды о том, что тот испытывал страх перед пропастью и заслонялся от нее стулом. По его убеждению, именно подобные “страхи”, отсутствие твердой почвы под ногами, болезни и стали тем загадочным толчком, тем благодатным даром, без которого не было бы паскалевской философии. “Все, что Паскаль рассказывает в своих Penses, сводится описанию пропасти”.

Сокращение многообразного состава “Мыслей” до “описания пропасти”, которое, к тому же, относится не к автору, а к некоему условному персонажу, обусловлено, как уже отмечалось, философской позицией Шестова, в логике которой не находят себе места многие размышления Паскаля о величии и ничтожестве человеческого существования, о диалектике положительной и отрицательной роли разума, об “обманывающих силах”, о трех порядках бытия, о любви и милосердии как высших состояниях сознания, о соотношении Ветхого и Нового Заветов, об Иисусе