Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

По убеждению Мережковского, успешной работе “топора” пока еще мешают такие фигуры, как Паскаль, сохранившие личность в себе и помогающие сохранить ее другим. Примечательно, что в его первоначальных творческих замыслах книга о французском ученом и философе находила свое место не в трилогии “Реформаторы Церкви”, а в цикле произведений “Лики Святых”, где намечалось и сочинение о Серафиме Саровском. “Судя по тому, что имя Паскаля стоит в одном ряду с Отцами Церкви и со святыми, можно предположить, что книга о Паскале должна была быть первоначально написана как своего рода житие святого, то есть что Паскаль, по мнению Мережковского, был подобен Отцам Церкви и каноническим святым (…) “Мысли” Паскаля были, по мнению Мережковского, одним из самых глубоких и нужных людям произведений, как “Книга Иова” и “Темная ночь” св. Иоанна Креста, все три “неоконченные, бесконечные” книги”. В главе “Паскаль и мы. Паскаль и реформа” Мережковский сочувственно цитирует, делая собственные выводы, французов-современников, в жизненном опыте Первой мировой войны переживших правоту выводов своего соотечественника XVII века. «Люди наших дней начали понимать, чем для них может сделаться Паскаль, только во время Великой Войны. “Там, в огне и крови окопов, “Мысли” Паскаля были как бы нашим предсмертным Причастием», – вспоминает один из его читателей, и другой: “Некогда мы видели вблизи жизнь, вдалеке – смерть, и еще дальше – вечность… Мы теперь на той же высоте, на какой был и ты, наш великий друг, Паскаль”. “Ты нас опередил и встретил нас именно там, где ты был нам нужнее всего”. Кажется, вернее было бы сказать: мы не на той же высоте, как Паскаль, а над той же бездною. Быть или не быть христианству? – на этот вопрос никто, за триста лет от дней Паскаля до наших, не ответил так, как он отвечает: “Быть”.

Личность Паскаля с его “Иисусовой Тайной” и призывом бодрствовать в течении длящейся до скончания века Гефсиманской ночи оказывается в центре дискуссии о судьбах христианства в мире между Мережковским с Г.В. Адамовичем. «Чудо Его во всемирной истории, – писал первый о Христе в своей книге “Иисус Неизвестный”, – вечное людям бельмо на глазу: лучше им отвергнуть историю, чем принять с этим чудом. Вору надо, чтобы не было света, миру – чтобы не было Христа». Мережковский уподобляет Европу Юлиану Отступнику и соответствующим образом цитирует высказывания о ней А.И. Герцена (“сплоченная посредственность”, “мириады мещанской мелкоты”), Ф.М. Достоевского (“будущая бесчувственная мразь”) и, как некий вывод,

В.В. Розанова из его “Апокалипсиса нашего времени”: “Глубокий фундамент всего теперь происходящего заключается в том, что в европейском (всем, и в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства, и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства. Все потрясено, все потрясены. Все гибнут, все гибнет… все это проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего (религиозного) содержания”. В русле подобных тенденций мировой истории Мережковский представляет ее как личностную борьбу Плоских (удаляющихся от Бога) и Глубоких (близких к Нему), которой суждено длиться вечно, до конца мира, до Царствия Божия на земле, как на небе и в которой верх на современном этапе одерживают первые, имея преимущества в безличности и объединенности, скользкости и всепроникаемости. «Главное же преимущество Плоских перед Глубокими – ложь, потому, что отец их, диавол, есть “отец лжи”. Плоскость может быть зеркальной и, отражая глубину, казаться глубокой. Этим-то обманом зрения и пользуются Плоские, отражая в зеркалах своих все глубины человеческого творчества – искусства, науки, философии и даже религии. Царство Плоских – ад на земле, но и в аду зеркала их отражают небо – рай, и устроители ада, совершенно плоские насекомые, подобные клопам или мокрицам, кажутся восставшими на богов титанами или падшими Ангелами, Люциферами. И этою ложью зеркал люди ослеплены и обмануты так, что ложь им кажется истиной, а истина – ложью, зло – добром, а добро – злом, диавол – Богом, а Бог – диаволом. И смешивается все в безумии, подобном хаосу. И в самом христианстве происходит “обмеление” глубоких вод, “оплощение”, которое уже Данте предсказывал как великий отказ, отступление от Христа…».

Если вечная борьба Плоских с Глубокими все еще продолжается на европейском Западе, как полагал Мережковский, то на русском послереволюционном Востоке она вроде бы закончилась в пользу первых, хотя на самом деле происходит на невидимой глубине. По его убеждению, на современную Россию опустился “самый острый край Креста” и, гибнущая, она “может быть, ближе к спасению, чем народы спасающиеся, распятая – ближе к воскресению, чем ее распинающие”. И необходимо оставаться со Христом в это время, а не спать, говоря словами Паскаля.