Читаем Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура полностью

При звучных именах Равенства и Свободы,Как будто опьянев, беснуются народы.

Рассказывая о событиях Великой французской революции, поэт писал:

Всё изменилося. Ты видел вихоръ бури,Падение всего, союз ума и фурий,Свободой грозною воздвигнутый закон,Под гильотиною Версаль и Трианон,И мрачным ужасом смененные забавы…

Соединение чувства социальной справедливости и низких страстей, “забав” и “мрачного ужаса” в “союзе ума и фурий” препятствует качественному, духовно-нравственному преображению людей и множит очередные противоречия и проблемы:

(…) Смотри: вокруг тебяВсе новое кипит, былое истребя.Свидетелями быв вчерашнего паденья,Едва опомнились младые поколенья.Жестоких опытов сбирая поздний плод,Они торопятся с расходом свесть приход.Им некогда шутить, обедать у ТемирыИль спорить о стихах…

В истреблении былого и кипении нового Пушкин одним из первых подмечает оборотную сторону буржуазного “прогресса”, сужающего и заключающего сознание человека в границы сиюминутных эгоистических интересов. “Наш век торгаш”, с сожалением констатировал он, одновременно раскрывая и подспудное содержание в привлекательных лозунгах свободы, равенства и братства. Так, устами одного из своих персонажей писатель задается вопросом:…Разве народ английский участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными?”. И далее речь заходит об “оттенках подлости”, отличающих один класс от другого, о раболепном поведении “Нижней камеры перед Верхней; джентльменства перед аристократией; купечества перед джентльменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию…” И демократия в США, подчеркивал Пушкин, предстала “в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)…”. По его мнению, республиканские права, законы и другие достижения цивилизации на современном Западе лишь маскируют изначальное неравенство и тем усугубляют его, создают условия для скрытого развития не лучших сторон человеческой натуры и незаметного превращения свободы в своеобразную тиранию.

Одно из проявлений демократической тирании заключалось в развитии “укороченного” просвещения, пренебрегающего уроками истории и своеобразием человеческой природы, замыкающего сознание на современных утилитарных проблемах. Такой подход Пушкин называл “слабоумным изумлением перед своим веком”, “слепым пристрастием к новизне”, “полупросвещением”. Он считал явным признаком ограниченности людей их преклонение перед своим временем и воображение, будто ими сказано последнее слово по всем вопросам. Поэт, исключавший себя из “подобострастных поклонников нашего века”, искал и более суровые слова: “Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим”.

Белинский удивлялся тому, что “великий поэт видит зло в успехах просвещения” и что “нам не впрок пошли науки”. В недоумении критика проявилась суженность его духовного кругозора, отмеченная Пушкиным: “Если бы с независимостью мнений и остроумием своим соединял он более учености, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности, – словом, более зрелости, то мы бы имели в нем критика весьма замечательного”.

Духовная зрелость и осмотрительность поэта, его “уважение к преданию”, неразрывно связанное с “уважением к действительности”, позволяли ему рассматривать современную образованность с разных сторон и точек зрения. И он конечно же видел зло не в успехах подлинного просвещения, которое всесторонне и беспристрастно, просветляет душу человека, делает его более мудрым и глубоким, а в торжестве надвигающегося “полупросвещения” (полуискусности, по Паскалю), или “прямого просвещения”, опирающегося в соответствии с “духом века” на узкие рационально-эмпирические основы и находящегося в плену “обманывающих сил”. Такое “полупросвещение” Достоевский назовет позднее “полунаукой”, которая становится деспотом со своими жрецами и рабами и “самым страшным бичом человечества”.

О необычном и неосознаваемом соседстве деспотизма и “полупросвещения” напоминает Пушкин в строках стихотворения “К морю”:

Где капля блага, там на стражеИль просвещенье, иль тиран.
Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное