Блик

Что-то сжимается в груди, и я распахиваю глаза, почувствовав боль.

Проснувшись, я вскакиваю, размахивая руками и задыхаясь так, словно только что вырвалась из моря чистого золота.

Рубашка и чулки пропитались потом, а волосы мокрыми спутанными прядями прилипли к коже.

Ленты вокруг меня волнуются и встревоженно парят, некоторые обхватывают тело и до боли сжимают.

Я рывком сажусь и останавливаю их остервенелые рывки, заставляю ослабить хватку. Начинаю дрожащими руками отрывать ленты от ног и туловища, распутываясь, и пытаюсь вырваться из объятий своего кошмара.

То, как Мидас на меня смотрел… Глаза горят, когда я пытаюсь прогнать это видение. Это сон, твержу я себе, это все не по-настоящему.

Выпутавшись из лент, я наконец могу вдохнуть полной грудью.

– Дурной сон?

Я подскакиваю на койке и оглядываюсь, увидев, что Рип одевается. Интересно, это он меня разбудил или щипки лент?

Смотрю в прореху между полами палатки и вижу, что еще темно. Внутреннее чутье подсказывает, что до рассвета остался час-два.

– Эм, да, – несколько смущенно отвечаю я, пытаясь отогнать сон. – Ты рано встал, – замечаю я и чувствую себя круглой дурой из-за того, что ляпнула такую глупость, учитывая случившееся между нами всего несколько часов назад.

Любопытно, вернулся ли он в палатку уже после того, как я заснула, и спал ли сам?

– Я хочу, чтобы армия выдвинулась с рассветом, – говорит Рип, застегивая ремень на поясе. – Мы проделали долгий путь, и мне не терпится поскорее оказаться в Пятом королевстве.

К горлу подступает нечто, напоминающее раскаяние. На языке вертится просьба о прощении, но что-то меня сдерживает. Гордость? Смущение? Доводы в свою защиту? Я не знаю.

Я сажусь, завернувшись в меха, и смотрю на Рипа.

Он поцеловал меня, и я до сих не могу уложить это в голове. А вот тело, напротив, запомнило каждое мгновение.

Но для чего он это сделал?

Меня обуревают те же противоречивые эмоции, что и прошлой ночью. Эмоции, что терзали меня еще до того, как я провалилась в беспокойный сон. Кажется, будто каждая моя мысль сама же с собою спорит, но я не знаю, какая сторона права.

Потому что поцелуй, тот нежный, но угрюмый поцелуй не кажется злым умыслом вражеского командира.

Он был похож на затаенное желание.

– Рип…

Он перебивает суровым тоном, смотря куда угодно, только не на меня:

– Предлагаю тебе встать и начать сборы. Как я уже сказал, мы отправляемся на рассвете.

Я не успеваю ответить, потому что он тут же уходит. Грустно вздохнув, я встаю и начинаю одеваться. Когда выхожу, вижу двух стражников, уже готовых разбирать палатку.

Бормочу извинения за то, что заставила их ждать, и иду за завтраком к кострам, но вижу, что их тоже потушили пораньше. Нахожу Кега возле повозки, где он раздает солдатам сухой паек, отчего те начинают брюзжать. Может, каша на вкус была и не очень, но зато горячая, а это идет на пользу настроению, когда поневоле оказываешься в пути по холодной пустоши.

– Доброе утро, Золотце, – здоровается Кег и протягивает мне круглую черствую булочку и пересушенный кусок просоленного мяса.

– Доброе.

Привычный шутливый диалог с Кегом обрывается, поскольку все солдаты спешат, разбирают палатки, запрягают лошадей – в воздухе так и сквозит нетерпение. Я считаю это намеком и ухожу, чтобы ему не мешать. Пережевываю жесткую пищу так, что челюсти сводит.

Когда добираюсь до своей кареты, с удивлением нахожу там Лу, которая помогает кучеру запрячь лошадей.

Заметив меня, воительница поворачивается и приподнимает бровь.

– Златовласая, – здоровается она, а потом отворачивается, чтобы затянуть ремень.

– Доброе утро, Лу. – Я провожу рукой в перчатке по шее лошади, восхищаясь ее гладким черным покровом.

Закончив, Лу хлопает лошадь по крупу и поворачивается ко мне.

– Кто-то нагадил командиру в мясо. Случайно не знаешь, кто это может быть?

Я покрываюсь румянцем.

– Нет.

Наверное, моя попытка изобразить равнодушие с треском проваливается, потому что Лу хмыкает.

– Хм, я так и думала.

Внезапно меня начинает сильно интересовать грива лошади, и я не свожу с нее глаз.

– Можно дать тебе небольшой совет, Златовласая?

Я ерзаю.

– Э-э-э, конечно.

– Возьми ответственность за свою жизнь.

Слова Лу вынуждают резко перевести на нее взгляд.

– Что?

Воительница вздыхает и смотрит на кучера, который только-только забрался на сиденье.

– Прогуляйся, Кормак.

Еще не успев усесться, мужчина замирает, вздыхает, но поворачивается и, спрыгнув с повозки, без возражений уходит. Меня очень впечатляет, что Лу может отдать приказ, а мужчины его исполнят.

Когда мы оказываемся один на один с лошадьми и медленно светлеющим небом, Лу прислоняется к карете. С минуту она смотрит на меня, будто изучая, что-то ищет в моем взгляде.

– Мы – женщины в мире мужчин. Уверена, тебе известно, каково это.

Я опускаю подбородок.

– Еще как.