Блистательные годы. Гран-Канария

Когда он вернулся, в холле его встретила Джин, опрятная в своем сером платье, со свежим, несмотря на бледность, лицом и темными тенями печали под глазами.

Удивленный, что она не в постели, хотя не спала всю ночь, он при виде ее почувствовал, как больно сжалось его сердце. Теперь он знал без всяких сомнений, что любит ее. Наконец-то это было настоящим, непоколебимым и бесповоротным. Но ее отношения с молодым Эглем не давали ему покоя.

– Почему ты не отдыхаешь?

Ему пришлось взять себя в руки, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Я ничуть не устала. – Она изобразила бодрую улыбку. – Возможно, я прилягу, когда сестра Гордон вернется к часу дня. Я думала, мы поедим пораньше.

Аппетита у него не было. Когда он наконец справился с курятиной, Джин предложила ему гроздь винограда.

– Попробуй, – попросила она. – Сэр Джон Эгль прислал это из своих собственных теплиц.

Он покачал головой. Больше, чем когда-либо, фамилия Эгль вызвала у него волну неприятия. Он с иронией подумал, что цветы и фрукты, которые посылал сэр Джон, совершенно бесполезны для лежащего без сознания Мердока.

– Очень вкусный виноград. – Джин выглядела разочарованной, оттого что он не захотел попробовать. – Мы многим обязаны сэру Джону.

– Не смею возразить, – с горечью признал он и добавил: – Но я не хочу быть у него в долгу.

– Мне жаль. У него добрые намерения. – Она поколебалась, затем заставила себя продолжить: – Он сказал мне, что позаботится о медицинской помощи отцу, если тебе придется уехать.

Он уставился на нее, ошеломленный тем, что она, вероятно, знала о его тайных терзаниях.

– Ты же не можешь оставаться здесь вечно. Мы очень благодарны за все, что ты сделал. – Ее улыбка едва напомнила ту ее обычную, яркую. – А сейчас, похоже, от тебя уже мало что зависит.

Для него все стало ясно как божий день – причина ее нервозности, ее вымученное бодрствование. Вчера с ней поговорила Анна, и Джин открывала для него ворота, ворота свободы.

Едва эта мысль вспыхнула у него в мозгу, как раздался стук в дверь и в комнату с кепкой в руке вошел Хэмиш.

– У меня тут ваш чемодан, доктор Стирлинг. Положить его в машину?

– Оставь его пока в холле, Хэмиш.

Дункана потрясло сознание того, что в ближайшие несколько секунд он должен принять решение, которое определит все его будущее.

Глава 66

Хэмиш вышел, а Дункан пристально посмотрел на Джин. Хотя он прекрасно понимал, что она бескорыстна, он испытывал темное желание причинить ей боль.

– Очень мило с твоей стороны спланировать прощальный банкет с помощью Эглей.

– Я хотела, чтобы ты успел добраться до Эдинбурга к трем. – Голос ее дрожал.

Он не мог остановиться:

– Очень предусмотрительно, учитывая, что я не особо отличился в случае с твоим отцом. Я потерпел неудачу. И ты знаешь, что я потерпел неудачу.

Она прошептала:

– Но я уже говорила тебе, что…

– Что ты хочешь избавиться от меня, – резко перебил он ее. – Что ж, смею предположить, что ты права. Я тебя не виню.

Он не понимал, что заставило его причинить ей боль. Он никогда не любил ее так сильно, как в этот момент. После нескольких недель дежурств у постели отца, после ночей и дней, полных надежд и страхов, в ней было что-то странно детское. Но он продолжал, несмотря ни на что:

– Я не останусь там, где меня не хотят видеть. – Он встал из-за стола. – Еще пять минут, и я уеду.

Выйдя в коридор, он обнаружил свой чемодан, на котором лежали пальто и шляпа. Через стекло входной двери он увидел машину снаружи – за рулем его ждал Хэмиш. Они запросто окажутся в Эдинбурге к половине третьего.

Он словно со стороны видел, как возвращается в великий город. Он видел свое драматическое прибытие в Фонд, прием, оказанный ему друзьями, замешательство Овертона. Он не мог позволить Овертону победить. Анна была права. Он тут же решил, что едет. Но что-то заставило его подняться наверх, чтобы в последний раз взглянуть на Мердока.

В комнате больного было тихо и сумрачно. Мердок по-прежнему, как все последние пять недель, лежал на спине, без сознания, беспомощный – по сути, живой труп.

Если бы только он мог преодолеть этот ступор, вывести своего пациента из транса, все было бы хорошо. Он этого не сделал. В комнате было так тихо, что он слышал тиканье своих часов, приближающих время назначенной встречи. Ему было сказано явиться в Эдинбург. Умирающий никогда не будет скучать по нему.

И все же он не уезжал. Он не мог отвести глаз от погруженного в тень лица Мердока. Должно же быть что-то, что еще можно было бы сделать для старика.

Только теперешнее состояние Дункана могло подсказать ему столь отчаянную операцию, которая вдруг пришла ему на ум. Он знал, насколько она опасна. Даже от одной мысли о ней его пробрала дрожь. Но это был единственный пришедший ему в голову выход. Если ничего не предпринять, тогда смерть.

Он продумывал детали операции, напряженно ожидая возвращения местной медсестры. Она вошла бесшумно, ровно в час.

Снимая плащ, она внимательно посмотрела на лицо Мердока, затем тихо сказала Дункану:

– Мисс Джин просила напомнить, что вам пора уезжать. Иначе вы можете опоздать.

Он натянуто ответил: