– Неправда. Вы верите в общение с демонами… – проговорила я, стискивая нож.
– Я верю в то, что шесть ангелов-отступников столь же святы, как и шесть их великолепных собратьев, – парировал Седрик. – Кроме того, они не демоны. Божественность окружает нас повсюду в мире природы и доступна всем, – спокойно продолжил он. – Доступ к ней открыт не только через священников в храмах.
Это прозвучало весьма миролюбиво, но я за всю свою жизнь слышала слишком много предостережений.
– Аделаида, вы ведь меня знаете. Я прикрыл вас, когда вы сбежали. Я нашел вашей старой поварихе работу. Вы же не считаете меня прислужником тьмы?
– Нет, – пролепетала я, наконец опуская нож. – Но вы заблуждаетесь. Вам надо все прекратить. Нельзя быть еретиком.
– Моя вера – часть меня, – твердо произнес Седрик.
– Но если вас поймают, то убьют!
– Разумеется. Поверьте, я прекрасно об этом осведомлен. И я давно смирился со своей судьбой. – Он с тревогой посмотрел на меня. – Пойдемте отсюда, Аделаида. Мы поговорим о моей вере и прочих вещах где-нибудь в тепле, пока вы не переохладились.
– Например, в гостиной? – выпалила я. – Конечно, ваши опасные и противозаконные убеждения станут прекрасной темой для светской беседы на праздничном вечере! Нет, мы останемся на поляне. Я хочу разобраться, в чем дело! Кстати, я в полном порядке. Не надо за меня беспокоиться. У меня теплый плащ.
– Тогда почему вы посинели?
– Здесь не настолько хорошо видно!
– Ваш плащ рассчитан на то, чтобы набросить его на плечи перед тем, как выйти из кареты и добежать до дома. По-моему, не стоит разгуливать в таком наряде по лесу в самую длинную ночь в году. Но если вы отказываетесь идти в дом, давайте хотя бы погреемся вон там.
У края поляны оказался маленький шалаш, в который летом складывали хворост и рабочие инструменты. Я протиснулась внутрь и убедилась, что он действительно защищает от ветра. Седрик последовал за мной, и при его приближении я оцепенела, все еще напуганная воспоминанием о том, как он стоял в центре двенадцатиконечной звезды. Я как будто переживала наяву жуткие истории, которые слышала в Осфро.
К моему изумлению, Седрик расстегнул свое алое пальто и, притянув меня к себе, укрыл складками ткани. Тепло чуть притушило мои страхи. Я почувствовала запах знакомого одеколона, который мне нравился. Теперь, когда мы оказались так близко, я смогла разглядеть черты его лица, слабо озаренные лунным светом. Повинуясь обстоятельствам, я немного расслабилась и поняла: Седрик сказал правду. Это же он, тот самый юноша, которого я знаю почти год.
Внезапно я напряглась и вздрогнула.
– Вас могут убить! – прошептала я, по-настоящему ужаснувшись.
Осфридские церковные суды иногда смягчали приговоры женщинам или иностранцам, уличенным в том, что те практиковали запретные аланзанские обряды. Тюремное заключение. Штрафы. Но осфридскому гражданину, мужчине? Это частенько заканчивалось казнью. Священники проявляли немалое рвение, добиваясь чистоты веры в Осфриде. А королю не нравилась религия, которая утверждала, что право голоса имеют все члены церкви, а не только один всесильный глава.
И тут меня осенило.
– Именно поэтому вам надо поскорее добраться до Адории! – воскликнула я. – Вот почему вы добивались этого у своего отца и едва не забросили учебу! Чтобы безопасно следовать своей вере в Триумфальном!
Хотя осфридские колонии подчинялись законам короны, многие уже получили хартии, оговаривавшие определенные права и свободы. А вопросы религии вечно обсуждались в Осфро. Отправить еретиков за море было проще, чем пытаться искоренить их подчистую, особенно учитывая то, что в результате жестких мер Осфро мог лишиться и товаров, и вовремя уплаченных налогов.
– В Триумфальном наша вера незаконна, – проговорил Седрик. – Однако ни одна колония не санкционирует аланзан. Пока.
Я чуть запрокинула голову: мне пришлось исхитриться, чтобы посмотреть ему в глаза, оставаясь при этом в уютном коконе плотного пальто. Теперь-то я запоздало сообразила, почему эта верхняя одежда настолько популярна в суровом климате Адории.
– А если случится самое плохое? – предположила я.
– Ну… не будем о грустном. Кроме того, сейчас составляют хартию колонии, которая называется Вестхэвен: она будет гарантировать свободу вероисповедания для каждого ее жителя. И заблудшие священники, и наследники Уроса – те, кто еще не успел сбежать на север – будут в безопасности.
– Вы тоже сможете уехать туда, – произнесла я, с облегчением вздохнув и удивившись самой себе.
– Процесс еще в самом начале, – с тоской произнес он. – Границы и законы только устанавливаются. Колонию пока не открыли для всех поселенцев – лишь для тех, кто выкупит пай в компании-организаторе. Стать одним из первых инвесторов – большая удача. Если получить такое членство, то это открывает немалые возможности лидерства и обеспечивает стопроцентную безопасность. Но это не дешево.
– И поэтому вы выставили своих кандидаток, да? – уточнила я. – Вам нельзя переехать в Адорию по семейным делам. Вам нужен изначальный крупный капитал.
– Да. Но я нужной суммы не наберу.
Я поежилась.