Блистательный обольститель

Дерек аккуратно открыл вторую бутылку бренди, затем вышел из отделанного темными панелями кабинета и, стараясь не спотыкаться, направился в свою комнату, расположенную в гостевом крыле особняка комиссара, отданном ветеранам «Джон компани». «Здесь отличные ликеры, но пусть катится к черту эта проклятая дыра!» — бормотал он. Дерек выглянул из окна второго этажа и снова отхлебнул своей крепкой выпивки. Индия прекрасна, но от нее воняет гнилью. Гниль везде: в растениях, животных, людях. И так же, как все умирало, все размножалось. Дерек представил Анне-Лиз в своих руках, бледную и предательскую. Он вообразил себя с ней в момент слияния их страсти.

Господи, зачем он все еще любит ее? Она поселилась в его мозгу, как раковая опухоль, которую он хочет вырвать. Но вот она превращается в прекрасный ночной цветок, благоухающий и соблазнительный. Он ненавидел ее, он ее любил, он обожал ее. Так же, как косноязычный и огромный Конран. Они оба, Дерек и Конран, были жалки, и она отказала им обоим в любви, которой они жаждали. Конрану, который ни разу не обладал ею, не было дела до того, сколько раз он клал ее в постель; но и он, который ею обладал, никогда не получит ее снова.

«Я хотел бы иметь в своей власти ее нежную лебединую шею, — подумал он дико. — Я хочу задушить ее… я… хочу целовать ее». Он сделал еще глоток из бутылки и подставил свое лицо лунному свету, превращавшему город за окном в сказку Шахерезады, в великолепные дворцы и минареты. Его взгляд вновь упал на бутылку. Он схватил ее и с силой бросил в дверь. Бутылка разбилась, осколки сверкнули на полу. С двери еще капало, когда она слегка притворилась и из-за нее показалось лицо комиссара.

— Боже мой, можно мне войти?

Дерек что-то зло промычал. Он был не в настроении, да и не в состоянии с кем-либо разговаривать. С трудом сдерживаясь, он пошел по осколкам к двери и резко ее отворил.

— Да, конечно, комиссар. Что вам нужно?

Комиссар вошел в комнату и задержался возле двери, скосив глаза на осколки бутылки. Потом взглянул на измятую одежду Дерека и его враждебные, колючие глаза.

— Может, мне зайти в более подходящее время?

Дерек вздохнул и пригладил волосы:

— Через час я буду пьян на час больше, чем сейчас. Лучше изложите ваше дело, пока я еще держусь на ногах.

— Я думаю, вы должны знать, что экспресс не прибыл в Дели по расписанию, — сообщил ему комиссар. — Связи нет по всей линии. Я только что получил телеграмму из Узджала, что поезд опаздывает на восемь часов.

Дерек сразу отрезвел. Восемь часов! Сломался паровоз? Рухнул мост? Если восстание, чего он так боялся, началось, то Анне-Лиз и Конран рискуют попасть в самое пекло. Тревога быстро перешла в раздражение.

— Есть ли хоть какие-нибудь сведения?

Комиссар покачал седой головой.

— Нет, но я подозреваю, что опасность существует. Всего несколько месяцев назад в Мируте выпущены после десятилетнего заключения за отказ стрелять в своих односельчан восемьдесят пять сипаев. Это вызвало новое негодование среди индуистов и мусульман. Комиссар Лоуренс рассказывал мне доверительно, что делает запасы оружия и продовольствия в своей резиденции в Лакнау на случай возможного восстания. А это не тот человек, который боится тени.

Дерек одернул рубашку, потом взял сапоги, валявшиеся на кровати, чтобы надеть их.

— Помогите мне достать лошадь, сэр! Но возможно, я не смогу вам вернуть ее.

Комиссар покачал головой.

— Я дам вам лошадь. Только вернитесь невредимым и побыстрее, как только сможете. Если это мятеж, то телеграфные линии могут быть перерезаны в любой момент. Зайдите в мой кабинет, я передам вам личное письмо комиссару Дели. — С этими словами комиссар вышел.

Алкогольное оцепенение Дерека сменилось жгучим беспокойством. Он представил Анне-Лиз, павшую жертвой ужасов войны, этой дьявольской бойни. Отъезд англичан из домов означал для сипаев кровавые репрессии и жестокие преследования, что оборачивалось гибелью для каждого белого в Индии. Он надеялся только на то, что Анне-Лиз защитит Конран.