Читаем Блистательный обольститель полностью

Анне-Лиз снова погрузила руки в воду и вдруг уловила какой-то шепот в тени, затем еще, теперь уже низкий протяжный звук, поднимающийся из травы. Она быстро вскочила, сердце глухо стучало. Это были гиены, прятавшиеся в лесу, они подкрадывались. Охваченная страхом и ужасом, Анне-Лиз поспешила назад той же тропинкой, что и пришла. Если гиены наберутся храбрости, они нападут. Теперь она пожалела, что не взяла пистолет Конрана; что-то говорило ей, что он скоро понадобится.

Она уснула невдалеке от большой группы беженцев, расположившихся у дороги, тепло от огня едва достигало ее. Время от времени до Анне-Лиз долетали обрывки индийских фраз, не имевших большого смысла, затем затихающие всхлипывания ребенка. Почва была твердой, и рассвет долго не наступал, но она была слишком усталой, чтобы превозмочь сон: сари на ее лице трепетало от ее легкого дыхания.

Вскоре забрезжил рассвет, принесший тишину неподвижного воздуха. Чириканье воробьев послышалось из травы и откуда-то сверху; одинокие северные журавли, похожие на воздушных змеев, вырисовывались на желтой земле. Проснувшись, Анне-Лиз увидела солнце, большое и туманное, сонно поднимающееся вдали, над журавлями. Журавли были хорошим предзнаменованием. Почему Конрану не суждено было знать о медленном и ленивом рождении этого дня? Как ужасно потерять его! Они долгие годы могли быть вместе, могли иметь детей, потом внуков… и тут к ней вернулась та ужасная мысль, что смерть Конрана была справедливой. Она спасла его от несчастия иметь жену, которая слишком мало его любит.

Голодная и отчаявшаяся, она дошла до окраин Алигара только к вечеру следущего дня. Весь этот путь был адским мучением: она пила из покрытых пеной оросительных каналов, ее пищей стал прокисший рис из помойной ямы в сожженной деревне. Окраины города немного успокоились после двух дней мятежа, несколько человек, попавшихся ей на улицах, были либо попрошайками, которым нечего терять, либо ворами, надеявшимися поживиться остатками товаров в разграбленных лавках.

Довольная тем, что на ней рваное сари, которое делало ее похожей на нищенку, она все равно старалась держаться ближе к стенам, прячась в тень. Ночь настала быстро, дым от пепелищ тонкими струйками поднимался вверх, но где-то недалеко от центра города видны были яркие языки пламени. Анне-Лиз пошла туда и вскоре оказалась у рынка. Здесь улицы уже не были пустынны. Кучки людей передвигались в тенях и отсветах пламени, как акулы, вынюхивающие добычу. На главной улице толпы выглядели храбрыми под покровом ночи. Дрожа от страха, всматривалась Анне-Лиз в вывески. Некоторые из них болтались на одном крюке. Пустой желудок Анне-Лиз восставал против запаха раздавленных фруктов, перезревших на дневной жаре, доносившегося с рынка. Даже смрад от прогорклого масла и мочи не мог заглушить ее зверского аппетита.

Хмурясь от безнадежных попыток собраться с мыслями, она пыталась вспомнить улицы, которые однажды показывал ей профессор Сандервиль во время их путешествия. Она сворачивала то на одну улицу, то на другую и в конце концов нашла то, что искала: деревянную вывеску в форме огромного красного рубина на углу улицы ювелиров. Только несколько магазинов с зарешеченными окнами и дверями остались нетронуты грабителями; в остальных витрины были разбиты, всюду валялись коробочки из-под драгоценностей; воры унесли даже резную мебель. Анне-Лиз постучала в запертую дверь одной лавки, потом в другую, но ответа не было. Она боялась менять драгоценности на еду на рынке. Если она покажет драгоценности случайному человеку, ее просто ограбят или убьют.

Следующие две лавки тоже были погружены в тишину, но наконец ей повезло: в ответ на ее стук в дверь одной из лавок в конце улицы из окна верхнего этажа высунулась лысая голова.

— Убирайся, — прошипел торговец, — ты что не видишь, что закрыто?

— Я хочу продать драгоценные камни за рупии, — тихо проговорила она, глядя вверх. — Вы не пожалеете, если поговорите со мной.

Удивленный ее английским, он всмотрелся, увидел рваное сари и вновь прошипел:

— Убирайся, или уличная стража повесит тебя, как воровку!

В ответ она лишь высвободила руку из-под сари. Блеск разлился от ее тонкого запястья до белого локтя. Торговец заколебался, затем, бросив взгляд в обе стороны улицы, уже другим тоном сказал:

— Ладно. Подожди, я выйду! — Ставни захлопнулись.

Анне-Лиз прижалась к стене и ждала. В мрачной тишине через несколько кварталов вдруг взметнулось пламя. Анне-Лиз услышала крики и звук разбитого стекла. Среди общего шума ясно раздались женские рыдания. «Всего несколько часов назад я так же кричала по Конрану», — подумала она. Вспоминая его идущим через торговую площадь в тот день, когда она впервые увидела его, гордого и высокого, она почувствовала, как сжалось ее сердце. Потом перед ее мысленным взором вдруг почему-то предстало обезумевшее, искаженное лицо Дерека, когда она сказала ему, что выходит замуж за Конрана. А теперь она совсем одна.

Перейти на страницу:

Похожие книги