«Улица Грэтъ-Россель.
Утро понедѣльника.
„Любезный дядюшка!
„Вамъ весьма пріятно будетъ услышать, что малая моя Джемима только что оставила свою комнату, и что будущій крестникъ вашъ ведетъ себя превосходно. Сначала онъ былъ очень худенькій, но теперь сдѣлался гораздо лучше, и кормилица говоритъ, что онъ полнѣетъ съ каждымъ днемъ. Онъ очень много кричитъ и имѣетъ какой-то особенный цвѣтъ, который очень безпокоитъ и меня и Джемиму; но такъ какъ кормилица увѣряетъ васъ, что цвѣтъ этотъ весьма натуральный, и какъ мы очень мало еще смыслимъ въ подобныхъ вещахъ, то остаемся совершенно довольны словами кормилицы. Мы думаемъ, что сынъ нашъ будетъ очень рѣзвый ребенокъ, да и кормилица увѣряетъ насъ, что онъ будетъ рѣзвый, потому что совсѣмъ почти не спитъ. Вы весьма охотно повѣрите намъ, что всѣ мы очень счастливы, — только за недостаткомъ покоя немного утомились, потому что будущій крестникъ вашъ не даетъ намъ спать цѣлую ночь; но мы должны переносить это, такъ говоритъ кормилица, въ теченіе первыхъ шести или осьми мѣсяцевъ. Ему привили уже оспу, но такъ какъ операція сдѣлана была довольно неловко, то, вѣроятно, вмѣстѣ съ матеріей, попали въ руку небольшія частички стекла. Это-то, можетъ быть, и есть главная причина его безпокойства; такъ, по крайней мѣрѣ, говоритъ кормилица. Мы положили совершить надъ нимъ крещеніе въ пятницу ровно въ полдень, въ церкви Сентъ-Джоржъ, въ улицѣ Хартъ, и назвать его Фредерикомъ-Чарльзомъ-Вильямонъ. Прошу васъ, дядюшка, быть на мѣстѣ не позже трехъ-четвертей двѣнадцатаго. Вечеромъ къ вамъ соберется нѣсколько друзей, въ числѣ которыхъ мы непремѣнно надѣемся имѣть удовольствіе видѣть и васъ. Мнѣ очень больно объявить вамъ, что милый младенецъ нашъ сильно безпокоится сегодня; и я боюсь, что причина этому — легеая простуда.
Примите увѣреніе, любезный дядюшка, въ совершенной преданности къ вамъ
Чарльза Киттербела.
«Р. S, Я еще пишу нѣсколько словъ, чтобъ сообщить вамъ, что мы сію минуту открыли настоящую причину безпокойства маленькаго Фредерика: это вовсе не простуда, какъ я полагалъ, но небольшая заноза, которую кормилица вчера вечеромъ нечаянно занозила ему въ ногу. Мы вынули ее, и дитя, по видимому, успокоилось, хотя бѣдняжка все еще часто принимается горько плакать.»
Почти не предвидится надобности говорить, эти это интересное посланіе не произвело благотворнаго дѣйствія на душу ипохондрическаго Домпса. Отказаться теперь не было возможности, а потому Домпсъ принялъ при этомъ случаѣ самое лучшее выраженіе лица, — то есть самое жалкое выраженіе; купилъ хорошенькій серебряный молочникъ для младенца Киттербела и приказалъ вырѣзать на немъ заглавныя буквы его имени: «Ф. Ч. В. К.», съ приличными украшеніями.