— Я сказалъ, чтобъ ты не хлопалъ дверью! повторилъ Домпсъ, съ самымъ кислымъ выраженіемъ въ лицѣ.
— Что же я стану дѣлать, сэръ! эта дверь удивительно какая странная: безъ хлопанья не запрется ни за что, отвѣчалъ кондукторъ — и въ подтвержденіе своего оправданія распахнулъ ее и хлопнулъ громче прежняго.
— Извините пожалуста, сэръ, сказалъ маленькій, разряженный, щеголеватый старикъ-джентльменъ, сидѣвшій противъ Домпса: — извините пожалуста; но, вѣроятно, вамъ случалось замѣчать, если только вы ѣзжали въ дилижансахъ въ дождливую погоду, что изъ пяти пассажировъ четыре всегда являются съ огромными каленкоровыми зонтиками, безъ ручекъ наверху и безъ мѣдныхъ наконечниковъ внизу?
— Нѣтъ, мнѣ никогда не приходило въ голову замѣтить это, отвѣчалъ Домпсъ и въ тоже время услышалъ, что часы пробили двѣнадцать: — но теперь, когда вы сказали мнѣ объ этомъ, я…. Ай! aй! завопилъ несчастный Домпсъ, замѣтивъ въ окно, что дилижансъ промчался мимо Друри-лэна, гдѣ онъ приказывалъ высадить себя. — Ай! гдѣ кондукторъ?
— Я полагаю, онъ на козлахъ, оказалъ молодой джентльменъ, въ розовой рубашкѣ, которая скорѣе похожа были на бѣлую, но разграфленную красными чернилами.
— Мнѣ нужно выйти на этомъ мѣстѣ! оказалъ Домпсъ слабымъ голосомъ: предъидущія происшествія имѣли на него сильное вліяніе.
— Ай! снова вскричалъ Домпсъ.
— Ай! въ одинъ голосъ повторили пассажиры: дилижансъ миновалъ въ это время церковь Сентъ-Джилзъ.
— Стой, стой! закричалъ кондукторъ: — провались я сквозь козлы, если только мы не забыли выпустить джентльмена у Друря-лэна. Пожалуйте, сэръ, поскорѣе! поскорѣе! прибавилъ онъ, отпирая дверь и помогая Домпсу вылѣзть, съ такимъ хладнокровіемъ, какъ будто ничего не случилось.
Негодованіе Домпса было безпредѣльно.
— Друри-лэнъ, сказалъ онъ голосомъ ребенка, котораго въ первые разъ опустили въ холодную ванну.
— Вамъ угодно въ Друри-лэнъ? это здѣсь близехонько, сэръ: третій переулокъ направо, сэръ!
Домпсъ не могъ говорить отъ раздраженія; онъ стукнулъ зонтикомъ объ мостовую и пошелъ отъ дилижанса съ твердой рѣшимостью не заплатить ни гроша. Кондукторъ, по какому-то странному стеченію обстоятельствъ, былъ совершенно противнаго мнѣнія, и Богъ знаетъ сколько времени продолжалось бы это несогласіе, еслибъ оно не приведено было къ концу самымъ благоразумнымъ и удовлетворительнымъ совѣтомъ кучера.
— Что тамъ такое! сказалъ этотъ почтенный человѣкъ, привставъ на козлахъ и облокотясь одной рукой о крышу дилижанса. — Послушай, Томъ: скажи джентльмену, что ужь если онъ очень огорчился, то мы даромъ свеземъ его до Эджверской дороги и на обратномъ пути высадимъ у Друри-лэна. Онъ не можетъ отказаться отъ этого.
Возражать противъ такого предложенія не было возможности и Домпсъ заплатилъ оспориваемые шесть пенсовъ, и черезъ четверть часа находился уже на лѣстницѣ дома подъ № 14, въ улицѣ Грэтъ-Россель.
Все окружающее Домпса обнаруживало, что для вечерняго пріема нѣсколькихъ друзей дѣлались огромныя приготовленія. Въ коридоръ только что прибыли двѣ дюжины лишнихъ стакановъ и четыре дюжины рюмокъ, — въ совершенной исправности; не доставило только имъ прозрачности, да еще нужно было вынуть изъ нихъ небольшіе кусочки соломы и потомъ обтереть. По лѣстницѣ разносился сильный запахъ мускатнаго орѣха, портвейна и миндаля; покрышки съ лѣстничныхъ ковровъ были сняты, и статуя Венеры, на первой площадкѣ той же лѣстницы, какъ будто стыдилась стеариновой свѣчи, которая вставлена была въ ея правую руку, и которая дѣлала очаровательный контрастъ съ закоптѣлой драпировкой богини любви. служанка, находившаяся, но видимому, въ сильныхъ хлопотахъ, провела Домпса въ главную гостиную, съ большимъ изобиліемъ блестящихъ маленькихъ вазъ, картинъ, китайскихъ фарфоровъ, розовыхъ и золотыхъ альбомовъ и въ радужныхъ переплетахъ книгъ, разбросанныхъ на разныхъ столахъ.
— Ахъ, дядюшка! воскликнулъ мистеръ Киттербелъ: — здоровы ли вы? позвольте мнѣ…. Джемима, мой другъ…. это мой дядюшка. Я полагаю, сэръ, вы надѣли мою Джемиму?
— Имѣлъ это удовольствіе, отвѣчалъ длинный Домпсъ, между тѣмъ какъ голосъ его и взоръ возбуждали сильное сомнѣніе въ томъ, испытывалъ ли онъ хоть разъ въ жизни это пріятное чувство.
— Я увѣрена, сказала мистриссъ Киттербелъ, съ томной улыбкой и легкимъ кашлемъ: — я увѣрена… кх…. что всякій другъ…. кх… коего Чарльза…. кх…. а особливо родственникъ, есть….
— Я заранѣе зналъ, что ты скажешь это, душа моя, сказалъ маленькій Киттербелъ, который хотя и устремилъ свои глаза на сосѣдніе дома, но въ самомъ-то дѣлѣ, съ чувствомъ глубочайшей пpeданности, смотрѣлъ на свою жену: — тысячу разъ благодарю тебя.
Послѣднія слова произнесены были съ такой безсмысленной улыбкой и сопровождались такимъ сильнымъ пожатіемъ руки, что въ мистерѣ Домпсѣ возмутилась вся жолчь.
— Джекъ, скажи кормилицѣ, чтобы она принесла сюда малютку, сказала мистриссъ Киттербелъ, обращаясь въ служанкѣ