Благодаря этому своеобразному искусному эксперименту Рону предложили стипендию в Гарварде, где он и его научный руководитель Р. В. Паунд[15]
провели несколько хитроумных экспериментов, на которых я здесь останавливаться не буду. Сам Рон так описывал время, проведенное в Гарварде: “До того я жил, как типичный провинциал: не путешествовал, потому что у меня не было лишних денег; работа не позволяла мне ездить по выходным или в праздники за границу. Да я вообще тогда практически впервые покинул пределы своей страны. Отличный выдался год. Все оказалось совершенно потрясающим и совершенно не таким, как я себе напредставлял”.Весьма продуктивно проведя время в Гарварде, Рон вернулся в Глазго – набравшись опыта, получив гранты и даже сумев обзавестись небольшой исследовательской группой. Он возился в лаборатории, приводя в порядок оборудование, часто в одиночку и без особого энтузиазма, пытаясь измыслить некий новый и захватывающий научный проект. В новолуние он выезжал в относительно пустынные места, чтобы наблюдать слабые, на пределе видимости, вспышки света на ночном небе. Он присоединился к группе близких ему по духу исследователей, и его научные интересы расширились. Все наблюдения Рона дали отрицательный результат (почти ничего увидеть не удалось), но от этого они не стали менее поучительными и менее интересными. Он обозревал небо до тех пор, пока не решил, так сказать, “копнуть глубже”. Вместо света объектом его исследований стал звук. Гравитационные волны все активнее овладевали умами представителей научного сообщества. Чем дольше Рон слушал, что говорят его коллеги в Великобритании – Хокинг, Сиама, Джелли и Айткен, – тем больше убеждался в том, что эти волны существуют и их можно зарегистрировать. Постепенно эта идея получила свое развитие, было сконструировано необходимое оборудование, были смоделированы дерзкие, но осуществимые эксперименты – так, шаг за шагом, развивалось новое научное направление, поддерживаемое воодушевленными энтузиастами.
Рон гордился тем, что, проложив кусками линолеума, вырезанного прямо из пола лаборатории, ненужные свинцовые кирпичи, он создал хорошо работающие фрагменты требуемой установки. Он мог соорудить нечто значительное и высокоточное, не имея ничего, кроме пары собственных рук, стеклореза, оконного стекла, обрывков бумаги, обыкновенной резинки и первых попавшихся болтов и гаек. И, рассказывая об этом, он просто сияет от удовольствия! Из ничего он мог сделать нечто, достойное восхищения.
Кип предложил Рону присоединиться к проекту Калифорнийского технологического института в 1978 году; к тому времени Рон, честолюбивый и хозяйственный, уже разработал в Шотландии свой собственный интерферометр. Он хотел создать недорогой, но достаточно большой прибор. Университет Глазго как раз расстался со старым синхротроном (разновидность ускорителя частиц), и Рону удалось переоборудовать освободившееся пространство под интерферометр, более чем вдвое превосходящий по размеру самый большой из имевшихся на то время в мире, но все же в четыре раза меньший, чем тот, который планировалось построить в Калтехе.
По словам Рона, Кип заманивал его большей финансовой поддержкой фундаментальных исследований в США в целом и в институте высочайшего уровня – Калтехе – в частности. Предложение звучало весьма соблазнительно, но Рону была важна научная репутация Университета Глазго. Недооцененного, как он полагал. В Глазго он мог делать все, что хотел, практически без бумажной волокиты, хотя и при минимальном финансировании (возможно, впрочем, что это последнее обстоятельство как раз было Рону по душе). К тому же его проект в Глазго выглядел конкурентоспособным. Тем не менее перспектива работы в Калтехе манила Рона.
Мучаясь сомнениями, он обратился за помощью к своим коллегам в Глазго, которые всегда были ему опорой (“Я питаю к ним самые что ни на есть возвышенные чувства”, – говорит Рон). Они посоветовали не упускать эту уникальную возможность, но Рон все никак не мог решиться и в конце концов остановился на варианте пятилетнего испытательного периода, чтобы можно было делить время между Университетом Глазго и Калифорнийским технологическим. “Я и понятия тогда не имел, – спокойно объясняет Рон, – насколько положение дел в США отличается от британского. Это было неочевидно для меня. Я не знал, что люди в Америке думают и поступают иначе. Я даже не представлял, что они совсем другие”.