Блюз черных дыр и другие мелодии космоса

И продолжает рассказ: “В определенный момент руководство дало мне две недели на то, чтобы убраться восвояси. А еще был момент, когда Дик Гарвин написал письмо в администрацию Калифорнийского университета. [Вебер одно время занимал по совместительству должность в Калифорнийском университете в Ирвайне, чтобы быть поближе к своей жене, профессору Тримбл].и вице-президент университета вызвал меня и уведомил, что в течение двух недель я буду уволен. Да-да, у него было это письмо, и он сказал, что я буду уволен. И в конечном итоге так и случилось. Черт побери, ни из какого другого места меня так не вышвыривали!..

Ярость и профессиональная ревность этих парней для меня непостижимы. Не могу понять, почему каждый из них убежден в том, что должен отрезать фунт моей плоти[24]. Зря стараются. У меня крепкое здоровье. Больцман [25] в подобной ситуации покончил с собой. Но я, знаете ли, о самоубийстве и не помышляю. Просто упорно пытаюсь найти во всем этом какой-то смысл.”

Кип: “Джо, я и правда стараюсь восстановить истинный ход событий, вся эта история должна быть сохранена [тут Джо, прерывая его, издает некие звуки, выражающие то ли пренебрежение, то ли благодарность]. Я испытываю к вам огромное уважение за вклад в получение, в развитие астрофизики в направлении, в котором за вами последовали все остальные. Это говорит само за себя”.

Джо реагирует на его слова: “И раньше, и сейчас, и вообще всегда люди должны просто, засучив рукава, делать свою работу. Зачем было меня увольнять?.. Если вы занимаетесь наукой, то главная причина, по которой вы это делаете, заключается в том, что вам это нравится, а если вы не получаете удовольствия, то и не должны заниматься ничем подобным. И мне, говорю откровенно, мои занятия приносят радость”.

Кип: “Я полностью согласен с таким подходом”.

Джо: “Вот и прекрасно”.

Рассказав про свои огорчения, Джо приободряется и предлагает Кипу совершить экскурсию по лаборатории. Он начинает перечислять, что именно предстоит им там увидеть: “Позвольте рассказать, чем мы располагаем. У нас есть.”

Конец записи. Я возвращаю старомодную аудиокассету в ее столь же старомодный футляр и отдаю архивариусу. Я покидаю деревянную библиотеку, прохожу по лабиринту лабораторий и, поднявшись на лифте, выбираюсь из подвала. Вернувшись в неизменную жару Пасадены, я устремляюсь по дорожке на встречу с Кипом.

Когда Кип уже собрался уходить, я задаю ему вопрос:

– Вы знаете о письме Фримена Дайсона?

– Каком письме?

– Ох, это так ужасно. Фримен, чувствуя свою ответственность за то, что поощрял Джо, просит его в этом письме отступиться.

Кип, явно изумленный, смеется: “Ну, знаете ли, он, наверное. эээ. большой оптимист”.

Вот это письмо:

Дорогой Джо,

со страхом и тоской наблюдаю я за крахом наших надежд. Я несу немалую личную ответственность за то, что посоветовал Вам “высунуться”. Несмотря ни на что, я считаю Вас великим человеком, с которым судьба обошлась крайне несправедливо, и сейчас меня больше всего заботит необходимость спасти то, что еще можно спасти. Поэтому я вновь даю Вам совет о том, как следовало бы поступать в такой ситуации. Великие люди не боятся публично признать, что они допустили ошибки и изменили свое мнение. Я знаю Вашу цельную натуру. Вам достанет воли признать, что Вы неправы. Если Вы это сделаете, Ваши враги обрадуются, но Ваши друзья обрадуются куда больше. Вы сохраните свою репутацию как ученого и увидите, что те, чье уважение Вам дорого, будут уважать Вас за это.

Пишу коротко, потому что длинные объяснения ясности не добавят. Но знайте: что бы Вы ни решили, я не отвернусь от Вас.

С добрыми пожеланиями,

неизменно Ваш

Фримен

[5 июня 1975]