Блюз черных дыр и другие мелодии космоса

Это лирическое отступление заканчивается так же неожиданно, как и началось. Настроение Робби резко, словно бы кто-то перевернул песочные часы, меняется. Он с силой хлопает по столу ладонью:

– 8 мая 1945 года мир для меня перевернулся. Я начал жизнь заново.

И вот теперь, в свои 8о с лишним лет, он устало смотрит на меня. То, что он рассказывал, было и смешно, и страшно. Он сильный и одновременно уязвимый (“По утрам мне обычно тяжко”, – говорит он), и очевидно, что драматические событиятех далеких лет, след которых он желал бы стереть из памяти, незабываемы. Но он хочет помнить только о своих научных достижениях: о “Вояджере”, об обсерватории Кека – с ее крупнейшими оптическими и инфракрасными телескопами на Земле. (Робби играл ключевую роль в поиске денег на создание этой обсерватории.) Он хочет помнить о проекте LIGO. Он чувствует себя обязанным защищать науку, защищать принявшую его страну, ее граждан, ее идеалы.

Начало завершения периода его жизни длиной в пятнадцать лет, о котором он пытается забыть, совпало с высадкой союзников. Я задаю ему вопросы о его детстве, и эти воспоминания явно причиняют ему боль. Он смотрит по сторонам, но вглядывается, скорее, в самого себя. Он хочет уйти от этого разговора. Запутавшись в фактах, я пытаюсь кое-что уточнить. Робби отвечает – коротко, несколькими словами. Отдельные фрагменты, обрывки: видимо, он решил, что мостик, построенный из минимума фактов – это кратчайший путь к выходу из жуткого лабиринта памяти.

“Я не хочу быть знаменитостью или героем. Я хочу сохранить анонимность”.

Какое-то время он молча смотрит на меня. Это единственная пауза за всю нашу пятичасовую беседу. По-моему, Робби Фогт прикидывает, можно ли мне доверять. Я тоже – выжидательно, не моргая – гляжу на него. Наконец он тихо – прежде Робби ни разу не понижал голос – произносит: “Вы спрашивали, стремился ли я занять это кресло. Мой ответ – нет. Я ненавижу власть. Власть… она развращает”.

Глава 12 Пари

Стивен Хокинг хорошо известен тем, что не выиграл еще ни одного из многочисленных заключенных им научных пари[31]. Однажды он поспорил с физиком-теоретиком Джоном Прескиллом из Калтеха: Хокинг утверждал, будто информация, попавшая в черную дыру, исчезает в ней безвозвратно, будто ее невозможно будет извлечь даже с помощью открытого им самим “излучения Хокинга”. В дальнейшем он признал свое поражение в этом споре, хотя многие – в том числе, наверное, и победитель Прескилл – сочли бы такое признание преждевременным. Кип тоже участвовал в этом пари, поддерживая Хокинга, но своего поражения так и не признал.

В другой раз Хокинг поспорил, что бозон Хиггса, который является недостающей частицей в нашей картине материального мира, не будет обнаружен. Известный физик-экспериментатор в области элементарных частиц Леон Ледерман называл бозон Хиггса “проклятой частицей”, с чем никак не мог согласиться издатель его книги, которая в конце концов получила название “Частица Бога”. К сожалению, Хокинг снова проиграл. Бозон Хиггса был найден, его обнаружение было отмечено Нобелевской премией, и это научное достижение стало одновременно и разочарованием (неужели в мире нет других частиц?), и триумфом (мы сделали это!). В результате Хокинг заплатил сто долларов своему коллеге Гордону Кейну.

Также Хокинг заключил еще одно, самое свое странное пари – пари об инопланетных убийцах, или о роботах, или еще о ком-то в том же роде; вряд ли в ближайшем будущем тут будет определен победитель, так что это пари имеет шанс стать для Хокинга самым удачным из всех.