Блюз черных дыр и другие мелодии космоса

В культурном отношении между двумя обсерваториями имеются ощутимые различия. LLO обладает колоритом Юга. “Это же Луизиана”, – напоминают мне. Здесь много аргентинцев, ирландцев и австралийцев. Как это обычно бывает в типичной академической среде, в лаборатории трудятся ученые из множества стран. Но техники, диспетчеры и вспомогательный персонал, роль которых невозможно переоценить, – это преимущественно жители Луизианы, что и придает обсерватории особое южное своеобразие.

Сами установки фантастически сложны, слишком сложны, чтобы быть идентичными, хотя Брайан О’Рейлли и Майк Лэндри – ответственные за работы по модернизации детекторов LIGO в обсерваториях – и пытаются минимизировать эти различия. Между двумя объектами существует постоянная связь. Объем информации, которую следует извлекать, хранить, обрабатывать – и которой следует обмениваться, – не поддается человеческому осмыслению. Кроме того, здесь имеют дело с системой сбора данных, подавлением шумов, изоляцией от сейсмических толчков, оптической системой и системой стабилизации лазера, с модовым фильтром, с источниками постоянного тока и радиочастотными сигналами, с датчиками интерференционной картины, активной вакуумной системой, гидравлическими системами, системой охлаждения и системой управления. Интересно, существует ли в научном сообществе LIGO хотя бы один человек, кто разбирается во всем этом? Раньше такое можно было сказать про Стэна Уиткомба (Брагинский как-то охарактеризовал Стэна следующим образом: “Он хороший парень и отличный экспериментатор – фантастически деликатный человек, интеллигентный, умный и очень коммуникабельный. Да-да, бесспорно, он первоклассный экспериментатор”). Теперь Стэн участвует в другом проекте – LIGO-Индия, который представляет собой именно то, о чем вы только что подумали.

Если вы попросите участников научного сообщества быть с вами предельно честными и, закрыв глаза, представить себе того человека, которого бы они позвали на помощь в случае поломки интерферометра, то они произнесут только одно имя – “Рана”. Да, они зажмуриваются и произносят это имя, как заклинание. Вас не должно смущать его лирическое и индуистское звучание: Рана Адхикари вырос во Флориде, и его отец работает инженером в НАСА. Рана помнит, как в шестом классе стоял на школьном дворе и, глядя ввысь вместе с другими детьми, наблюдал за гибелью космического челнока “Челленджер”: голубой купол неба озарила яркая вспышка, и на землю посыпались обломки корабля. Их учитель плакал, когда дети, смущенные непонятным явлением, вернулись к играм.

Я не могу отвести взгляд от Раны. Джейми говорит: “Это своего рода знаменитость”. Частично присущая ему харизма объясняется его внешней индифферентностью. Однако назвать Рану апатичным было бы неверно, хотя он действительно иногда слушает других людей с нескрываемым равнодушием, что можно ошибочно истолковать как апатию. А еще он время от времени с легкой насмешкой комментирует чью-то реплику. Голос его при этом звучит ровно, тон остается спокойным, так что вам может показаться, что он согласен с собеседником. Но потом до вас постепенно доходит смысл его ответа, и вы понимаете, что Рана тонко издевается. Готова побиться об заклад, что когда Рана отчитывает своих подчиненных, его голос звучит так же мелодично и услаждает слух, а критика совсем не кажется ядовитой – он словно бы сожалеет о том, что ему приходится делать.

Кажущаяся апатия Раны – это, скорее, безразличие к тому, как к нему относятся окружающие. Обладатель высокой самооценки, он не стремится вам понравиться. Мне трудно представить, что такой уровень самоуверенности вообще возможен, но впечатление Рана производит неизгладимое. (Когда он, не догадываясь о моем присутствии, начал одну из своих историй со слов “Моя подруга Жанна.”, у меня сразу резко улучшилось настроение.) В общем, думаю, в старости – сейчас ему около тридцати лет – Рана будет казаться образцом благоразумия, а его язвительные высказывания станут выслушивать с благодарностью, относясь к ним как к перлам истинной мудрости.