— Простите! — извинился кот и отпил большой глоток коньяка. При этом его глаза зажглись, как две фары, а усы встопорщились.
— Ну и ночка была у меня в этом поезде, — сказал он, сладко потягиваясь. — Ух! Что было! Ик!.. — заключил он, одолеваемый икотой.
— И что же было дальше? — спросила шлюха.
— Да так, ничего особенного, — сказал кот с наигранной скромностью.
— А как же вы получили рану? — спросила сестра Петера Нья.
— У хозяина кошечки башмаки были подбиты железом, и он целил мне в зад, но промахнулся! Ик!
— И это все? — разочарованно спросила шлюха.
— Вы что же, хотели бы, чтобы он меня убил, да? — язвительно осклабился кот. — Интересная у вас психология! Кстати, вы не бываете в Pax-vobiscum?
Речь шла об одной из гостиниц квартала, говоря точнее, о доме терпимости.
— Бываю, — напрямик ответила шлюха.
— Я на дружеской ноге с судномойкой. У нее всегда находится для меня выпивка.
— С Жерменой? — спросила шлюха.
— Да, — сказал кот, — с Жер-ик-меной…
Он залпом допил свой стакан.
— Я бы охотно подцепил трехцветную, — продолжал он.
— Как вы сказали? — переспросила шлюха.
— Трехцветную кошечку, — пояснил кот, — или совсем еще зеленого котика. — Он пошло засмеялся и подмигнул правым глазом. — Или петуха! Ик! — Встав на все четыре лапы, кот потянулся, выгнул спину, задрал хвост и сладострастно задрожал.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Меня так и разбирает…
Сестра Петера Нья, смутившись, стала рыться в сумочке.
— У вас нет кого-нибудь на примете? — спросил кот у шлюхи. — Ваши подруги не держат кошечек?
— Вы свинья! — возмутилась шлюха. — В таком обществе…
Тип в тапочках был неразговорчив, но, возбужденный кошачьими речами, он приблизился к шлюхе и произнес:
— От вас приятно пахнет. Что это?
— Серный аромат старого партнера, — ответила та.
Положив руку на соблазнительную округлость, он спросил:
— А это, это что такое?
Он встал на место американца, которому стало плохо.
— Ну-ну, дорогуша, будь паинькой, — сказала шлюха.
— Официант! — позвал кот. — Принесите мне мятной настойки!
— Хватит! — запротестовала сестра Петера Нья. — Наконец-то! — воскликнула она: дверь открылась, и вошел Петер Нья. Он вернулся с перепачканной курткой.
— Не давай ему больше пить! — попросила сестра. — Он и так налакался.
— Подожди! — сказал Петер Нья. — Я должен почистить куртку. Официант! Принесите мне два сифона!
Он повесил куртку на спинку стула и обильно сифонизировал ее.
— Странно! — сказал кот. — Официант! Эта мятная настойка… Ик!.. Спаситель ты мой! — воскликнул он, облапив Петера Нья. — Выпьем! Я угощаю.
— Хватит, старик! — сказал Петер Нья. — А то инсульт заработаешь.
— Он спас меня! — прорычал кот. — Он вытащил меня из дыры, где было полно крыс; я там чуть не сдох!
От избытка чувств шлюха уронила голову на плечо человека в тапочках, но тот вдруг покинул ее, отошел в уголок и стал ублажать себя собственными средствами. Кот вскочил на стойку и залпом допил остатки коньяка.
— Брр! — произнес он, помотав головой. — Не то чтобы мелкими пташечками! Если бы не он, я бы погиб, погиб! — прохрипел он.
Шлюха рухнула на стойку, уронив голову на руки. Второй американец тоже оставил ее и примостился рядом со своим соотечественником. Они стали блевать синхронно и изобразили на полу американский флаг. Второй позаботился о сорока восьми звездах.
— Приди в мои объятия! Ик! — закончил кот.
— Какой он милый! — сказала шлюха, прослезившись.
Чтобы не обижать кота, Петер Нья поцеловал его в лоб. Кот сжал его в объятиях, потом вдруг отпустил и рухнул на пол.
— Что с ним? — взволнованно спросила сестра Петера Нья.
Петер Нья вынул из кармана хирургическое зеркальце и ввел его в ухо коту.
— Он умер, — объявил Петер Нья. — Коньяк достиг мозга. Видно, как он просачивается.
— Господи! — сказала сестра Петера Нья и заплакала.
— Что с ним? — встревоженно спросила шлюха.
— Он умер, — повторил Петер Нья.
— Боже мой! — сказала шлюха. — После всех наших стараний!
— Такой славный котик! И какой собеседник! — сказал вернувшийся человек в тапочках.
— Да, — подтвердила сестра Петера Нья.
Официант пока ничего не говорил, но чувствовалось, что он уже выходит из оцепенения.
— С вас восемьсот франков.
— Ого! — встревоженно сказал Петер Нья.
— Я угощаю! — сказала шлюха, доставая тысячу франков из своей элегантной красной кожаной сумки. — Сдачи не надо, — сказала она, обращаясь к официанту.
— Благодарю, — ответил тот. — А что прикажете делать с этим? — Он с отвращением указал на кота.
Струйка мятной настойки стекала по кошачьей шерсти, образуя замысловатый рисунок.
— Бедняжка! — всхлипнула шлюха.
— Не оставляй его здесь, — сказала сестра Петеру Нья. — Нужно что-то придумать.
— Он пил как лошадь! — сказал Петер Нья. — До чего глупо. Но теперь поздно об этом говорить.
Шум Ниагары, служивший с момента ухода американцев звуковым оформлением сцены, вдруг прекратился. Они разом встали и подошли к остальным.
— Коньяку! — потребовал первый.
— Баиньки, мой мальчик, пошли спать. — И она обняла обоих американцев за плечи. — Извините, господа, я должна пойти уложить своих малышей. А котика все-таки жалко. И вечер так славно начался…