Я была готова поклясться, что все это абсолютная чепуха. Маркус, конечно, в своем роде воздвиг мне памятник. Но он просто был рубаха-парень, и все тут. И теперь снова доказал это.
— Привет тебе, — тихо сказал Маркус.
Маркус был среднего роста и телосложения, русоволосый и голубоглазый. Сейчас ему было тридцать девять, но с его мальчишечьим лицом он выглядел лет на десять моложе.
— Не могу передать, до чего я рада тебя видеть! — сказала я, идя навстречу ему по комнате.
Мы обнялись. По части обнимашек он был что надо — не из тех, кто сдерживает себя. Бен всегда воспринимал наши объятия как еще один признак того, что у Маркуса ко мне чувства, как бы смешно это ни звучало. Маркус почти ни слова не упоминал о своем неудавшемся браке; а главное, в отличие от Уоррена Плотца, Маркус никогда не пытался меня трогать, даже когда мы вместе выпивали. В смысле, он не носил обручальное кольцо, хотя и его в наши времена нельзя считать доказательством стопроцентной гетеросексуальности. И когда он упомянул имя Келли, я понимала, что имя это запросто может принадлежать мужчине. Только когда я познакомилась с Келли, перестала удивляться.
— Я так волновался за тебя, — сказал он, по-прежнему не выпуская меня из объятий.
— Спасибо, — сказала я. И отпустила его. Он держал руки еще пару секунд, а затем тоже отпустил меня.
Я глубоко вдохнула и резко выдохнула.
— Маркус, с твоей стороны это просто замечательный поступок, но я не… Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь рассчитаться с тобой.
— А тебе и не нужно. Я не выступал как поручитель. Просто отправил куда нужно двадцать тысяч и получу их назад, как только ты предстанешь перед судом.
— О боже, Маркус, это… Это восхитительно!
— Да ничего такого, — сказал он, покачав головой, словно не сделал ничего важнее, чем одолжить мне ручку. — Просто окажи мне маленькую услугу: не говори Келли об этом, ладно?
— Угу, конечно.
Мне не хотелось становиться для него проблемой — да и могла ли я позволить себе стать ей после того, как он спас меня от шести недель отвратительного сна и не менее отвратительной еды, но раньше он никогда не просил скрывать что-либо от его жены. Они были из тех пар, которые имели общую страницу на Фейсбуке и знали пароли электронной почты друг друга. Насколько я знала, у них не было секретов.
— Просто я продал кое-какие акции, которые оставили мне дедушка и бабушка, и…
— Боже мой, Маркус, ты не можешь…
— Не принимай так близко к сердцу. На самом деле все гораздо прозаичнее. Мне кажется, что эти акции скоро упадут. А находиться в склепе под названием здание суда как-то безопаснее, чем на рынке. Потом я скажу Келли, что решил их продать. Все будет хорошо. Это почти что самый настоящий беспроцентный займ.
— Хорошо, — осторожно сказала я. Может, я и поступала эгоистично, но у меня сейчас было гораздо больше других поводов для беспокойства, чем переживать из-за невинной лжи Маркуса.
Затем я добавила:
— Спасибо.
— Пойдем, — сказал он.
Мы вышли из здания в окутанный туманом день: Погода идеально мне подходила в метафорическом плане, ведь мое будущее было столь же туманным.
Считая, что мне необходимо развлечься общением, Маркус трещал всю дорогу обратно на Деспер-Холлоу-роуд.
Когда мы приехали, машины Бена на подъездной дорожке не было. Оставался ли он в магазине матрасов? Или он уже в Филадельфии?
Маркус остановился.
— Давай закажем чего-нибудь поесть или типа того? — спросил он. — Келли сегодня работает допоздна, так что мне пофиг, где быть.
— Спасибо, не надо. Мне, — тут я взглянула на место, где Бен обычно парковал свою машину, — есть о чем позаботиться.
— Хорошо, — сказал он.
Я схватила с пола грязный клубок нижнего белья и посмотрела ему в глаза.
— Еще раз спасибо за все.
— Не напоминай, — сказал он, затем слегка ухмыльнулся. — Серьезно, не вспоминай больше об этом.
— Хорошо, хорошо, поняла, — сказала я.
Мы обнялись в последний раз, и я ушла, помахав ему на прощание, прежде чем подняться по ступенькам к входной двери.
Прошло не больше трех секунд, когда я поняла: что-то здесь неладно.
Но обстояло все не так, как несколько дней назад, когда весь дом был перевернут вверх дном.
Сейчас было что-то другое. В доме образовались какие-то пробелы. Чего-то не хватало, хотя я и не могла с ходу сказать, чего именно.
Мебель вроде бы стояла там, где и должна. И телевизор на том же месте. А музыкальный центр…
Вот оно что. Музыкальный центр.
Там, где раньше стояли виниловые пластинки Бена, зияла пустота.
Глава 25
На пару мгновений я замерла.
Наш музыкальный центр стоял в нише из ДСП, отделанной поверх черным ламинатом — дизайнерский ход от ИКЕЯ — и она уже начала проседать. Записи Бена неплохо отвлекали от житейской обыденности своими всплесками полифонического восторга, а конверты пластинок создавали на полке яркую мозаику из вертикальных линий.
Теперь на этом месте была просто черная дыра, словно от выбитого зуба.