Русские мужики, а именно солдаты-срочники как раз и должны были появиться в разгар банкета, громко маршируя по подиуму. Их уже давно доставили, и теперь парни изнывали за кулисами, мучаясь от голода и дурея от скуки.
Мы, танцовщики, уже успели пообщаться с ними и даже присутствовали на репетиции. Собственно, военные делали то, что они умеют лучше всего, так что в этой части представления никто не ожидал ни малейших сюрпризов. Ну потопают они под аплодисменты зала, а потом попрыгают в грузовики, армейское начальство получит деньги – и все.
В самый разгар вечера, когда все уже устали и от показа моды, и особенно манекенщиц и манекенщиков, раздался громовой топот кирзовых сапог. На подиуме выстроилось небольшое подразделение солдат.
Представьте себе: полуобнаженный персонал и подвыпившие гости. Почувствуйте запахи горячих блюд и разносимого по залу шампанского. Заметьте крошечные, покрытые инеем стопочки настоящей, «непаленой» русской водки. И догадайтесь, что чувствовали голодные солдаты, которым отдали приказ маршировать. С каждой секундой гул от подбитых железом сапог становился все громче и громче, пока не сделался оглушительным. Одновременно с солдатами на гламурный банкет прилетел запах трех десятков разгоряченных молодых мужских тел, услышав который, полуголые официантки в панике заторопились к выходу. Кутюрье запахнул на груди шубу, точно ему вдруг сделалось зябко. Кто-то надрывно смеялся, кто-то, размахивая в воздухе шашлыком, зазывал солдатиков присоединиться к банкету.
– Стоп! Раз-два! – послышалась команда. – Кру… – отдающий приказы из диджейской рубки вдруг подавился последним словом.
– Вольно! – скомандовал кто-то из зала в наступившей тишине. – К уничтожению банкета приступить!
Еще не верящие в свое счастье солдаты послушно качнулись в сторону зала и стекли туда живой, горячей лавиной.
В одну секунду было сметено все мясное, рыбное, сладкое. Голодные парни запихивали в рты гламурные пирожные, не обращая внимания на их форму. Все это немедленно заливалось шампанским и водкой. Еще, еще, пока опомнившееся начальство не дало команду «По машинам!». Крем заедался соленым огурцом, за рыбой следовал коктейль, из которого прямо на пол выбрасывались мешающие зонтики и соломинки.
За пару минут на столе не осталось ничего съестного.
Поэтому, когда все же прозвучала команда «По машинам!» и одетые в однообразные «камуфляжки» юноши покинули банкетный зал, заглянувший на праздник фотограф мог запечатлеть лишь белые от пережитого шока, с потеками туши лица устроителей вечера и их гостей.
Полумеры
– Есть ли человек, которого ты не сможешь простить? – интересуется подруга, истая христианка.
– Есть.
– Неужели ты не простишь никогда? Ни при каком условии?
Я (подумав):
– Умрет – прощу.
– Полумеры! – отрезал О’Санчес, когда я передала ему разговор.
Ну да, конечно, это ведь он написал: «До полусмерти – это полумеры». После смерти, учитывая бессмертие души, выходит – тоже?
Об издании одной рукописи
Позвонил как-то Олег Дмитриев издателю Кононову:
– Слушай, – говорит, – сижу я тут, рукопись читаю. Замечательную! Думаю, тебе тоже прочитать стоит. Давай я ее прям щас привезу, сам увидишь.
Воскресенье. Вечер.
– Давай не сегодня, – недовольно кривится Александр Клавдиевич. И то правда – только ему и делать, что в последний вечер выходных работать.
– Давай в понедельник.
– Давай, – немедленно соглашается Олег. – Тебе первый том привезти или сразу оба?
– А она что, еще и длинная? – мрачно осведомился Кононов.
– Страниц девятьсот, тысяча, – с готовностью отрапортовал собеседник.
– М-да… – «Что тут поделаешь». – Привози оба.
– Только там надо сначала сквозь текст продраться.
«Час от часу не легче».
– Кто хоть автор?
Прозвучала незнакомая фамилия.
Итак, перед Александром Кононовым один за другим выкладывалась цепочка выразительных минусов:
1. Читать нужно срочно, хоть на очереди запланированного чтения шкаф не меньше.
2. Рукопись большая.
3. Нужно продираться сквозь текст.
4. Автор никому не известен.
Оставалось добавить, что книга еще и плохо написана, и можно будет смело ставить на этом деле жирный крест. Но подобной характеристики не последовало, и в назначенное время Олег Дмитриев действительно притащил две толстенные папки.
О том, что он вернет рукопись, Кононов знал с самого начала. Но возвратить, даже не попытавшись вчитаться, было невозможно.
Ладно, до точки ясности – и в сторону. Решил издатель, спокойно закончил рабочий день, улегся дома на диванчик, открыл папку, и… … … …. …. … … … ….. ….. ….. ….. …. … …. … … … ….. очнулся где-то на девятисотой странице.
– Есть книги хорошие и не очень, – рассказывает Александр Клавдиевич, – но эта впервые поставила предо мной вопрос: если мы не занимаемся этой книгой, то чем мы вообще занимаемся? Что мы вообще делаем?
Так был принят к изданию роман писателя О’Санчеса «Кромешник».
Одуванчики