Ближнее море

Так говорит Наталия Андреева, поведавшая мне эту печальную историю о Никитине. Я-то знала Колю, когда тот был уже бомжом, и никогда не видела, чтобы он хотя бы смеялся, не то чтобы был счастлив.

Больше такого яркого счастливого периода в его жизни не было!

* * *

Как-то Колю сильно избили. На самом деле били его часто и обычно за дело. Но в этот раз все было как-то по-особому гнусно. Как я уже упоминала, у Никитина были длинное кожаное пальто, шляпа и шарф – все невероятно старое и поношенное. В кармане, как обычно, ни копейки.

Незнакомая подвыпившая компания предложила угостить его сигаретой, а он, вот ведь дурачок наивный, обрадовался и пошел за новыми знакомыми в ближайший подъезд, где у него отобрали пальто, шляпу, шарф да еще и сильно поколотили.

Я отлично помню Колю, с которым мне пришлось довольно-таки много времени провести на Пушкинской, 10, где мы подолгу разговаривали о театре. Когда мы познакомились, Никитин уже давно не работал и бомжевал. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, а тщедушное тельце было телом недокормленного подростка и старика одновременно. Поражали глаза! Большие, печальные, и какие-то невероятно наивные глаза человека, привыкшего соприкасаться с чудом и готового поверить в то, что это чудо может проявиться где и в ком угодно. Он все время ждал чуда, общаясь с нашими актерами, с замиранием сердца сидел на всех показах, включая черновые. Бывал на репетициях. Он искал проблески чуда в своих собутыльниках с Пушкинской или в бомжатнике на Свечном… Он был тем, кого у нас на Руси называют юродивыми, – наивным, точно ребенок, который смотрит на мир с позицией своей личной чистоты, не замечая его убожества и грязи. Поэтому особенно больно, когда в ответ на желание открыть в другом человеке чудо Коля получал жестокие удары.

«Будьте как дети», – говорил Иисус. Маленький мим Коля Никитин был святым ребенком – ребенком, который состарился, не растеряв своей детской чистоты, не осквернив душу.

Лучшее выступление

«Ленконцерт» устраивал выступления типа «солянка», там работали танцовщики, певцы, клоуны, дрессировщики, фокусники и сатирики – словом, развлекательный жанр. Представления проходили шумно и весело, под аплодисменты и хохот публики. Достаточно долгое время с «Ленконцертом» сотрудничал и Коля Никитин. Об этих выступлениях ходило много актерских баек. Одну из них, самую запомнившуюся, часто пересказывал сам Никитин.

– Среди прочих актеров выделялся укротитель змей со своим дрессированным питоном. Хороший человек и очень добрый, послушный змей, которого и пресмыкающимся-то трудно было назвать. Скорее уж друг и партнер. Единственный друг.

Зрители неизменно шарахались, когда дрессировщик пускал питона поползать по рядам. Это был гвоздь программы. Визги женщин, нервный смех мужчин. Потом человек и питон боролись и, наконец, дрессировщик уносил змею за кулисы.

В тот день, о котором пойдет речь, публика подобралась особенно душевная. Зал рукоплескал, не желая отпускать своих любимцев. Наконец, поклонившись в последний раз со счастливой улыбкой, человек со змеей скрылся за кулисами, где участники представления еще долго слышали его плач.

Оказывается, старый добрый питон умер прямо на сцене, и все блистательное выступление дрессировщик манипулировал еще не успевшим застыть мертвым телом своего лучшего друга.

В бархате

Когда в 1982 в Ленинграде только что отстроили Дворец молодежи, Вячеслав Полунин устроил там фестиваль пантомимы «Мим». На праздник съехались, наверное, все театральные коллективы, занимающиеся этим жанром. Это был переходный этап от классической пантомимы к эксцентрике. Очень интересное, насыщенное время.

Шел октябрь, недавно закончивший институт Анвар Либабов не поехал по распределению, а остался в городе своей мечты актером. И одновременно с тем, как это часто бывало, бомжом. Жить было негде, не было и денег, чтобы снять какой-нибудь угол. Ни двора, ни угла, но зато был Дворец! Где каждый день происходило волшебство, и каждую ночь, прячась от делавших обход дежурных с красными повязками на рукавах, в театре Дворца прятались два актера, два бомжа – Коля Никитин и Анвар Либабов.

Когда стихали шаги проверяющих и гас свет, друзья вылезали из своих убежищ, раскладывали на полу театральный задник, устраивали в изголовье арлекин, клали по краям падуги, а потом зарывались в теплую кулису[19] – все из тяжелого черного театрального бархата.

В полной темноте в пустом театре разносилось два голоса. Анвар и Коля вели неспешные беседы.

– А тебе не кажется, Анвар, что мы обуржуазились? – вдруг спросил бомж Николай бомжа Анвара.

– В каком смысле? – оживился неожиданным поворотом разговора Анвар.

– Ну мы же, как король Луи-Филипп, спим в бархате. Мы же спим с тобой в бархате!!!

О понимании