Ближняя Ведьма

Рен выворачивается из моих рук. Умница, ее амулет все еще у нее на запястье, пахнет чем-то сладким и землистым. Я трогаю его пальцами, а вокруг веет легкий ветерок.

Вздрогнув, я замечаю, что входная дверь открыта.

Только теперь я понимаю, наконец, что уже совсем поздно, солнце уже почти в зените. И тут же на пороге раздаются тяжелые дядины шаги, а у меня перехватывает горло.

Коул.

Подброшенные улики.

Рен мчится по коридору навстречу Отто. Едва не врезается в него и обнимает, широко раскинув руки. Дядя ловит ее, поднимает и прижимает к себе.

– Доброе утро, Рен, – говорит он, уткнувшись в ее волосы, прежде чем поставить на пол.

Наши глаза встречаются, и вдруг, к моему удивлению, Отто улыбается.

– Доброе утро, Лекси, – его голос звучит ровно.

Я пытаюсь удержаться, чтобы не показать, как я потрясена.

– Как дела, дядя?

Тут я обращаю внимание на его руки – грязные рукава закатаны до локтя, через все предплечье тянется длинная царапина.

– Что ты сделал? – спрашиваю я, прищурившись.

Отто неторопливо опускает рукава.

– То, что должен был.

Я пытаюсь протиснуться мимо него, но Отто оказывается проворнее и хватает меня за руку.

– Ты бегала к нему? Пыталась его предупредить? – спрашивает он.

– О чем ты говоришь?

Его пальцы сжимаются еще сильней, я морщусь и пытаюсь вырваться, а в это самое время в коридор выходит Тайлер.

– Ты должна мне помогать, Лекси, я велел тебе слушаться, – Отто даже задыхается. – Ты что, не соображаешь, что творишь? И что уже натворила?

– Отто, – мама подходит к нему сзади, я уже много месяцев не слышала, чтобы ее голос звучал так уверенно и сильно, – отпусти ее.

Дядя сразу ослабляет хватку – он будто и не заметил, что сделал мне больно. Пошатнувшись, я чуть не падаю на Тайлера, а тот и рад стараться, подхватывает меня.

Проглотив проклятия, готовые сорваться с языка, я отталкиваю его и бросаюсь к выходу.

– Теперь я не смогу спасти ее, пусть пеняет на себя, – бормочет мне вслед Отто.

У меня на запястье красные пятна, следы его пальцев, но я ничего не чувствую, кроме ярости, отчаяния и, главное, страха за Коула и сестер. Схватив стоящие под окном башмаки, я не возвращаюсь за отцовским ножом и плащом, хотя на улице уже по-осеннему свежо. Я не стану заходить в дом. У меня нет времени.

Угрозы Отто у меня за спиной вздымаются до неба, но я не оглядываюсь назад.

* * *

Первое, что я вижу, – дым.

Но, приблизившись к лачуге, понимаю, что валит он из трубы. В считаные дни воздух из прохладного превратился в холодный. Дверь открыта настежь, и даже издали, с тропы я вижу, что стол перевернут, чашки с мисками валяются на полу, а рядом листья и еще какие-то предметы. Посреди двора торчит один из кухонных стульев, на нем восседает Магда. У ее ног корзина с палками и камнями. Она работает, напевая себе под нос, словно ничего не произошло. Напев ее смешивается с ветром, сливаясь настолько, что я не в силах отделить одну мелодию от другой. Подхожу еще ближе, и вскоре мне удается расслышать отдельные слова из ее песни. Они скользят по ее морщинистым губам, согласные в них почти не слышны.

– …врата деревни, недреманые очи, смотрящие в ночь, защитите от зла, зло гоните вы прочь…

Она мастерит птиц. Узловатые пальцы отщепляют тонкие щепки от крашеных палочек, обматывают камушки и кусочки дерева ниткой. Я спешу к дому, оглядываю пустошь, стараясь обнаружить серое пятнышко где-нибудь между светло-зеленым миром и бледно-голубым небом. Но вижу только катящиеся под ветром волны трав. Все затягивает туман. Верхушки холмов выныривают из него тут и там, как спины спящих зверей.

– Магда! – кричу я, подбегая. – Что тут было? Где Коул? Он…

Краем глаза я замечаю движение, тень. А потом и он сам появляется в проеме двери, он ждет меня.

Я бегу к нему по дорожке, раскинув руки, чтобы обнять. Он немного пятится, но не отталкивает меня. Он и сам бережно обхватывает меня руками.

– Ты здесь, – я задыхаюсь от облегчения. – Я подумала… Не знаю, что я подумала. Отто пришел домой и говорил всякое… что сделал то, что должен был сделать. Он обвинял меня в том, что я тебя предупредила.

– Я здесь, – говорит Коул. – Все хорошо.

– Что случилось, Коул? Вчера ночью… и потом здесь? Я думала…

Замолчав, я крепче обнимаю его и вдыхаю запах серого плаща, запах свежего воздуха с легкой примесью дыма.

Коул опускает голову, чтобы нежно поцеловать меня в шею.

– Я предупредил Магду и Дреску, – говорит он куда-то мне в плечо, – но они отказались уходить.

– Ясное дело, отказались, – рявкает Дреска. Она опирается на метлу, как на костыль, и той же метлой подметает с пола осколки разбитых тарелок. Потом нагибается, поднимает отломанную ножку от табурета и бросает ее в очаг.

– Так что здесь было? – я наклоняюсь и поднимаю корзину.

– А сама-то ты как думаешь? – ворчливо спрашивает Дреска. – Твой дядя со своими людьми явился сюда за нашим гостем. А как не смогли его найти, от злости много чего порушили, – она поднимает с пола миску. – Как будто он мог прятаться среди посуды.