Коул продолжает рыть, но ему все труднее, все длиннее перерывы от одной находки до другой. На расстоянии слышен ружейный выстрел, и я подскакиваю, всматриваюсь, но вижу только деревья.
– Ты очень этого хочешь, Коул? – спрашиваю я. И он сразу понимает, о чем я.
– Всем сердцем, – отвечает он и, поморщившись, протягивает мне очередную кость. Рука Коула становится полупрозрачной, и, клянусь, я слышу, как ветер прокатывается по круглым холмам, навстречу отряду. – Но долго мне их не удержать.
Над головами у нас раздается
Я вытягиваю из чехла нож, пальцы привычно ложатся в ложбинки рукояти, потом переворачиваю оружие, берусь за острие. Прохладный металл ласкает кожу. Медленно выпрямляюсь, оцениваю на глаз расстояние. Поднимаю руку к плечу и бросаю без замаха. Нож взмывает в воздух и пригвождает ворону к дереву. Испустив хриплый крик, птица, к моему изумлению, распадается на горсть черных перьев, палочек и камешков. В точности как фальшивый Коул ночью на пустоши. Я ошарашенно гляжу на кучку мусора, которую венчает хрупкая белоснежная косточка, и поспешно хватаю добычу. Надо бы перестрелять и остальных ворон, думаю я, но вдруг слышу хлопанье крыльев, хруст, шелест, и лесной мусор у меня под ногами сам собой начинают собираться в нечто, отдаленное напоминающее птицу, только клюв немного сбился набок, а один каменный глаз съехал вниз. Кривая ворона оживает, а когда она взлетает и садится на ветку, то ее уже не отличишь от живой птицы. Вздрогнув, я выдергиваю нож из ствола и спешу назад, к Коулу. Бросаю косточку в корзину к остальным, а нож засовываю за кожаный ремень на поясе.
Снова звучит выстрел, на этот раз не приглушенный ветром. Они уже в лесу.
– Мы почти закончили, – сообщает Коул, руки у него по локоть в мшистой гнили.
А я шарю глазами между деревьями, на уровне человеческого роста. Пытаюсь что-нибудь расслышать, шаги или голоса – но до меня не долетает ни звука.
Коул протягивает мне еще одну кость. Точнее, несколько мелких, связанных между собой травой и корнями, которые, как костный мозг, заполнили их полое нутро. По крайней мере, так проще найти и собрать, говорю я себе, сжавшись, когда Коул передает мне ступню – массу косточек, скрепленных в дряблую гроздь стеблями и мхом. Я укладываю ее в корзину и спрыгиваю на землю, на мгновение отвернувшись от Коула и древесного гнезда. Мне кажется, будто я слышу мужской голос, далеко, но по эту сторону ветровой стены. Отто. Теперь, когда солнце клонится все ближе к земле, осенний свет едва сочится сквозь деревья. Дни становятся не только все холоднее, но и все короче.
Внезапно я чувствую запах дыма.
– Коул, – окликаю я.
– Знаю, – сосредоточенно отзывается он. – Я почти закончил.
Но тут что-то не так, дело нечисто. Отто нипочем бы этого не допустил, не обшарив сперва весь лес до последней кочки в поисках детей. Люди и огонь наступают со всех сторон. Голос Отто слышен справа, а тонкие струйки черного дыма начинают долетать до нас слева.
Я осматриваю траву под ногами, еще раз надеясь разыскать детей. Сестренку. Взгляд мечется по деревьям, по стволам и по грязи и, наконец, цепляется за что-то. Земля. У меня под ногами она сухая, усыпана иголками, покрыта травой и мхом. Но в нескольких футах от кокона земля другая. Рыхлая, недавно вскопанная. У меня в ушах начинают громыхать слова ведьмы.
Ох, не может этого быть. Нет, нет, нет.
Я падаю на колени возле свежей земли и начинаю рыть ее руками, отбрасывая комья грязи во все стороны. Там ничего нет. Ничего такого. И, когда я уже в полном отчаянии, мои пальцы натыкаются на что-то гладкое и мягкое.
Щека.
Из-под деревьев Коул что-то кричит мне. Что-то спрашивает, думаю я, но почти ничего не слышу, кроме стука своего сердца и слов Ближней Ведьмы, да еще неясной мелодии. Еще я слышу, как трещат кривые сучья – это Коул выбирается из древесного гнезда, пытается вырваться из их хватки. Над головой носятся ветер и дым, а я копаю, высвобождая из-под земли детское лицо.
Рен. Она не дышит. Кожа очень бледная, ночная рубашонка аккуратно прикрывает тело, волосы по-прежнему непостижимо гладкие, причесанные. Нет, нет же, Рен. Мы должны были все уладить, прекратить это. Из последних сил я стараюсь не закричать. Вместо этого открываю ей грудь и прижимаюсь к ней ухом, надеясь услышать ее сердце. Я слышу его! Сердце бьется медленно, тихо, но ровно. Мое сердце подпрыгивает от неимоверного облегчения, я за плечи поднимаю сестру, тяну ее из земли.