«Ближние люди» первых Романовых

Артамон Матвеев встретил восточных патриархов в селе Судогда на дороге от Мурома к Владимиру 20 октября 1666 года. Отчет о встрече был направлен им в Посольский приказ думному дьяку Алмазу Иванову, продолжавшему, как и Матвеев, участвовать в организации «соборного дела». Матвеев действовал по выданному ему наказу: «И по твоему великого государя указу речь говорил и о спасенье их спрашивал и твою великого государя грамоту поднес». Особенно Матвеев, всегда внимательный к охране царской чести, подчеркнул, что «вселенские государь папа (так еще называли александрийского патриарха Паисия. — В. К.) и патриархи твою великого государя грамоту принели с великою честию и твоей государской милости обрадовались и на вашем государском милостивом жалованье били челом». За всей этой сложной речевой конструкцией скрывалось важное для царя Алексея Михайловича подтверждение его ожиданий, связанных с приездом на собор вселенских патриархов.

Александрийский патриарх Паисий, писавшийся с чином папы, и антиохийский патриарх Макарий действительно высоко оценили жест царя, как и обхождение с ними Матвеева, о чем с благодарностью известили царя в ответной грамоте 21 октября 1666 года: «Яко же и днесь соблагоизволил еси твоим царским величеством к нам послати с некиим от предстоящих твоей царстей светлости благоразумным мужем Артемоном Сергиевичем Матфеевым полковником сущым и хилиархом». Дальше Артамон Матвеев успешно сопроводил патриархов в Москву — впрочем, исполняя царское распоряжение не торопиться. Царь Алексей Михайлович хотел предварительно расспросить диакона Мелетия Грека, возвращавшегося вместе с патриархами, и просил Матвеева устроить так, чтобы Мелетия раньше отпустили с дороги в Москву. В переписке с патриархами обсуждали детали церемониала встречи, а также выясняли, о приготовлении какой «судебной палаты» они говорили. Попутно узнавали о нуждах высоких гостей и их свиты. А они оказались вполне житейскими и хорошо понятными Матвееву. Он немедленно передал царю просьбу об изготовлении пятидесяти мантий для ехавших в свите патриархов священнослужителей, желавших встретиться с царем не в походной, а парадной одежде. Наконец, уже перед самым въездом в Москву, «в подхожем селе» на настоящей церемониальной встрече от имени царя и его семьи патриархов должны были встречать стольник князь Петр Иванович Прозоровский и дьяк Ларион Иванов. Артамон Матвеев должен был только объявить о приезде патриархов, а дальше находиться на службе вместе с занимавшим более высокое положение в придворной иерархии стольником князем Прозоровским.

2 ноября состоялся въезд восточных патриархов в Москву, Артамон Матвеев упомянут в разрядных книгах как их пристав с чином стольника, полковника и головы московских стрельцов. 4 ноября состоялся прием восточных патриархов в Кремле царем Алексеем Михайловичем[262].

Позднее в ссылке Артамон Сергеевич Матвеев вспомнит эту службу, упоминая получившего к тому времени уже боярский чин князя Петра Ивановича Прозоровского. Правда, слова Матвеева относились к заключительной части собора, где в присутствии патриархов Паисия и Макария состоялось осуждение патриарха Никона. Одной из главных тем, ставших камнем преткновения на соборе, был вопрос о соотношении царской и церковной власти. Что выше, «священство» или «царство»? В этот момент именно Артамон Матвеев решительно остановил подписание Соборного приговора 1666/67 года, чтобы не допустить даже намека на подчиненное положение власти царя. В итоге было принято компромиссное решение о первенстве «священства» в церкви, а «царства» — в светских делах. Но, как и любой компромисс, принят он был не всеми, и Матвеев нажил себе влиятельных врагов среди церковных иерархов: