«Ближние люди» первых Романовых

Артамон Матвеев и дальше помогал царю Алексею Михайловичу там, где можно было положиться только на самых доверенных людей. Такой службой стало его участие в организации суда над патриархом Никоном. Ссора царя и патриарха плохо сказывалась на всем, что происходило в Московском царстве. С отсутствием патриаршей молитвы в Москве связывались тяжелые поражения царской армии в битвах под Конотопом, а еще на реке Полонке 18 июня 1660 года и под Чудновым 22 октября 1660 года. Продолжались и экономические неурядицы, так как медные деньги были отменены не сразу после бунта, а почти год спустя, 15 июня 1663 года. И эти «нестроения» тоже добавляли поводов для недовольства.

Матвеев сам рассказал в своих челобитных о том, как был приставом у вселенских патриархов, приехавших в Москву на церковный суд в 1666 году. Церковный собор 1666/67 года, известный низвержением патриарха Никона из сана и началом Раскола церкви, готовился очень долго. Приезд патриархов, имевших право церковного суда над Никоном, надо было организовать, а самого Никона, жившего в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре, — заставить дожидаться открытия собора. Об участии Артамона Матвеева в подготовке церковного собора практически ничего не известно. Но все-таки есть факты, косвенно свидетельствующие, что он помогал царю в организации суда над Никоном. Хотя бы потому, что одним из тех, кому была поручена организация «соборного дела», был думный дьяк Алмаз Иванов, несколько раз участвовавший в личных переговорах с Никоном. Через своего отчима Артамон Матвеев должен был хорошо знать, как продвигалось дело о подготовке церковного суда над патриархом.

«Дело Никона» решительно сдвинулось после нескольких лет неудачных попыток отрешения его от патриаршества только в конце 1662 года. Таково было еще одно следствие летнего Медного бунта, так как Никона не было рядом с царем Алексеем Михайловичем, когда он должен был остановить толпу мятежников в Коломенском. Царь, видимо, внутренне преодолел многое из того, что его могло связывать с патриархом. 21 декабря 1662 года, в день Петра митрополита, в кремлевском Успенском соборе было объявлено о решении рассмотреть вины патриарха, не «радеющего» о «вдовствующей» более четырех лет Церкви. Для этого царь Алексей Михайлович решил созвать церковный собор с участием вселенских патриархов. Никон совершил отчаянную попытку объясниться с царем и, вопреки прежним клятвам, приехал в Москву сразу после праздника Рождества, но не был принят Алексеем Михайловичем: въезд в Москву ему был запрещен[253].

Первая задача состояла в получении согласия константинопольского патриарха Дионисия и других восточных патриархов — Иерусалимского, Александрийского и Антиохийского — на церковный суд над московским патриархом. С царскими грамотами в Константинополь уже 1 января 1663 года был отправлен греческий иеродиакон Мелетий. Одновременно он исполнил тайную миссию и узнал о настроениях восточных патриархов, оценил их готовность приехать в Москву по зову царя Алексея Михайловича. Диакон Мелетий несколько раз ездил в непростые и опасные посольства в Костантинополь. В сентябре 1664 года состоялась еще одна его поездка под охраной стрельцов разных приказов, в том числе приказа Артамона Матвеева[254]. Стрельцы Данила Иванов и Иван Тихонов привезли в Москву грамоты и должны были доложить своему непосредственному стрелецкому начальнику о том, как продвигались дела с приглашением в Москву восточных патриархов.

В декабре 1664 года, ровно два года спустя после объявления о решении царя Алексея Михайловича судить Никона, патриарх сделал еще одну попытку объясниться с царем и вновь приехал в Москву. Похоже, на этот раз его спровоцировали на действия, нарушавшие прямой царский запрет. В результате личный «раскол» в отношениях царя и патриарха стал еще более глубоким. По предпринятому тогда розыску, всю вину возложили на боярина Никиту Ивановича Зюзина, обнадежившего Никона, что царь ждет встречи с ним. При этом выяснилось, что боярин Зюзин вел какие-то предварительные разговоры с «Офанасьем» — Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным и «Артемоном» — Артамоном Сергеевичем Матвеевым. Ордин-Нащокин, занятый подготовкой большого собора для решения дел с Речью Посполитой, высказывался о желательности присутствия в этот момент патриарха в Москве, но, конечно, это не означало, что он звал Никона в Москву. А про слова Артамона Матвеева вообще ничего не стали выяснять, и это, видимо, было не случайно[255].