«Ближние люди» первых Романовых

Не остался Артамон Матвеев и без других пожалований, перечисленных в Боярской книге 1658 года. «За черкаские службы и за конотопской бой 167-го и 168-го году» Артамону Матвееву увеличили денежный оклад на 30 рублей. «Потолка» поместного оклада в 1000 четвертей, позволявшего иметь значительные земельные владения, стряпчий Матвеев достиг раньше. С этим окладом он был записан в другой, более ранней Боярской книге 155-го (1656/57) года. Поэтому большую поместную придачу в 200 четвертей, положенную Артамону Матвееву, заменили увеличением оклада, достигшего у полковника и стрелецкого головы тоже немалой суммы в 225 рублей (практически половина обычного боярского оклада)[248]. Артамон Матвеев владел землями в Закудемской волости Нижегородского уезда. Земли этой прежней дворцовой волости рано пошли в раздачу в вотчины за службы в Смуту боярам князьям Воротынским, Лыковым, Черкасским и Шеиным. Там же, как говорилось, располагались вотчина Кузьмы Минина, перешедшая к князю Ивану Борисовичу Черкасскому, и вотчина Бориса Ивановича Морозова[249]. Деревни Сумкино и Покровка Закудемской волости, бывшие за Артамоном Матвеевым, располагались совсем неподалеку от морозовского села Лыскова и Макарьевского Желтоводского монастыря[250].

Знаком особого царского внимания к своему другу стала и выдача особых «родильных коврижек» по случаю рождения царевны Марии Алексеевны 18 января 1660 года. Этой чести удостоились самые приближенные бояре, окольничие, думные люди, «да в государеве имени» дьяк Тайного приказа Дементий Башмаков, полковники и главы трех первых стрелецких приказов, охранявших царский дворец: Яков Соловцов, Семен Полтев и Артамон Матвеев, дополнительно выполнявший особые поручения царя Алексея Михайловича[251]. При раздаче «родильных коврижек» все были «без мест», а оговорка «Дневальных записок Тайного приказа» о личном назначении от имени государя очень показательна.

Дальнейшая служба Артамона Матвеева протекала в столице, рядом с царем Алексеем Михайловичем, хотя ему еще не раз придется вернуться к малороссийским делам.

Охрана царя

Караульная служба в царском дворце требовала особой готовности выполнить любой приказ царя Алексея Михайловича. Поэтому назначение того или иного стрелецкого головы с приказом в определенный день было предметом царского внимания.

Царь хорошо знал, на кого он может положиться в службе. Стрелецкий голова мог быть вызван для доклада царю или получал устный царский указ от находившихся в этот момент при царе «ближних» и «комнатных» людей. Иногда царь звал к себе Артамона Матвеева, не привлекая внимания других царедворцев. Например, когда «на Петров день и Павла» был «родильный стол» по случаю рождения царевны Феодосии 29 июня 1662 года. Царь угощал «взваром» церковные власти, бояр и весь двор, к столу были также приглашены стрелецкие головы и полковники, гости и другие чины. Вечером же того дня «на карауле» во дворце остался Артамон Матвеев со своим приказом[252]. Подобное назначение было не случайным выбором, а помогло царскому другу поучаствовать в семейном празднике царя Алексея Михайловича «в узком кругу».

Решающими для превращения Артамона Матвеева в «ближнего человека» стали обстоятельства спасения царской семьи в дни Медного бунта 25 июля 1662 года. В тот день царь Алексей Михайлович случайно остался почти без охраны в селе Коломенском, куда приехал с семьей праздновать именины своей сестры, царевны Анны Михайловны. В обычное время никакой дополнительной, усиленной охраны и не требовалось, но всё изменилось, когда в Москве произошло стихийное выступление.

Началось оно после появления на Лубянке «подметного письма», приклеенного к какому-то столбу. В письме, несколько раз прочитанном перед «миром», сначала на паперти Феодосьевской церкви на Лубянке, а потом у Земского приказа, содержались имена «изменников» — боярина Ильи Даниловича Милославского, окольничих Ивана Михайловича Милославского и Федора Михайловича Ртищева, а также гостя Василия Шорина. Их посчитали виновниками экономических неустройств и разорения, вызванного, как сказали бы сегодня, «галопирующей инфляцией» находившихся в обращении медных, или «красных», денег, в отличие от серебряных, или «белых», монет. Подозрения пали на тех, кому молва приписывала участие сначала в заведении, а потом «порче» медной монеты, которую повсюду стали подделывать, увеличивая и увеличивая массу находившихся в обороте дешевеющих денег. Толпа, собравшаяся на Красной площади, не дала дьякам Земского приказа отобрать «подметный лист». По общему решению, его согласились отнести и передать в руки самому царю Алексею Михайловичу, находившемуся в Коломенском.