«Ближние люди» первых Романовых

Положение первого боярина перешло к князю Ивану Борисовичу Черкасскому. Патриарх Филарет немедленно по возвращении в Москву стал явно опекать своего родственника. Показательно, как с этого времени быстро увеличились земельные владения князя Черкасского. 9 декабря 1619 года князь Иван Борисович получил жалованную грамоту на крупную вотчину в Нижегородском уезде — село Ворсму, ранее принадлежавшую не кому иному, как Кузьме Минину. После смерти Минина в 1616 году эти земли были взяты в казну и оказались в дворцовых землях, а затем их получил в поместье боярин князь Иван Борисович Черкасский. 4 апреля 1617 года ему была выдана ввозная грамота на село Ворсму, с деревнями и пустошами, бывшими, по словам грамоты, «за думным нашим дворянином за Кузмою Мининым». И только после пожалования князю Черкасскому села Ворсма из поместья в вотчину оно в силу своего вечного наследственного статуса могло стать основой земельных владений князей Черкасских. 29 мая 1620 года еще раз был увеличен денежный боярский оклад князя Ивана Борисовича, достигший 600 рублей[66]. Деньги за службу выплачивались боярину князю Черкасскому из доходов богатой Устюжской четверти, собиравшей налоги с Поморья. И далее в 1620-х годах князь получал еще новые земельные пожалования: на нижегородское село Павлов Острог и суздальское Лежнево «за многие службы и терпенье» и «за многие службы и раденье» царю Михаилу Романову. В выданной около 1625 года жалованной грамоте боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому на село Павлово (документ сохранился с утратами и без точной даты) подробно сказано об испытаниях, пережитых им в годы годуновской опалы. В грамоте от имени царя и патриарха подчеркивалось, что отец Ивана Борисовича князь Борис Канбулатович Черкасский, мать княгиня Марфа Никитична Черкасская и он сам пострадали «за нас». Князь Иван Борисович Черкасский лишился во время опалы жалованья, поместий и вотчин, а всё его имущество («животы и рухледь всякая») было распродано «без остатка», а земли разорены «до основания». «И с того розоренья, — писали в жалованной грамоте, — он болярин наш князь Иван Борисович был в великой скудости и в долгу»[67]. Как видим, патриарх Филарет помнил о страданиях и стойкости в опале племянника и стремился вознаградить его за понесенные потери.

Князь Иван Борисович вернулся к управлению в Приказ приказных дел, «что на сильных людей челом бьют» (вместе с другим боярином князем Данилой Ивановичем Мезецким) летом 1619 года. Только теперь это был приказ, созданный по решению Земского собора, и, следовательно, он имел еще большие полномочия, чем ранее. Суть сыска о спорах с «сильными людьми» отвечала общим требованиям справедливости в решении судебных дел, а назначение князя Черкасского говорит о доверии к нему не только царя и патриарха, но и представителей уездных и городских чинов — дворян и детей боярских, посадских людей, служилых людей «по прибору» — стрельцов, пушкарей и казаков. Делопроизводство приказа практически не сохранилось, да и управлял им боярин князь Иван Борисович Черкасский опять недолго, примерно до 1620 года. Хотя известно, что приказ рассматривал дела членов Думы, например, боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. Участниками пересматривавшихся дел выступали мелкие помещики, а однажды разбиралась даже тяжба некого портного мастера с родным братом «стряпчего с ключом» Ивана Ивановича Чемоданова. Память о деятельности первых судей Приказа приказных дел осталась долгая и добрая. Даже двадцать лет спустя дворяне и дети боярские вспоминали в своей коллективной челобитной, «а как де бояре по сто дватцать осмой год (1620-й. — В. К.) в полате сидели, и им о своих обидах и о всяких делех бити челом было незаборонно»[68].

В начале 1620-х годов князь Иван Борисович Черкасский был поставлен во главе целого ряда важнейших приказов — Аптекарского, Поместного, Большой казны, Стрелецкого, Иноземского (Панского), составлявших ядро управления в Московском царстве. Сосредоточение под началом одного боярина дел о денежной казне, распределении земельной собственности, охране царя и его здоровья с тех пор стало повторяться и каждый раз становилось верным признаком появления своеобразного «премьер-министра» при царе[69]. Конечно, приказы — это еще не более поздние министерства, их деятельность сравнивать не приходится, поэтому статус такого «премьерства» лучше обозначается термином эпохи — «ближний человек».