«Ближние люди» первых Романовых

Имя жены тысяцкого — княгини Евдокии Васильевны Черкасской впервые появляется в свадебном «чине» уже после описания венчания в Успенском соборе и свадебного пира. Ее первенствующее положение дворовой боярыни царицы было соблюдено. По обычаю молодым устраивали «сенник», там же «у постели в головах положены были два зголовейца, а на них шапки государские; а в ногах положен ковер, да одеяло, да шуба соболья, да покрыта простынею». Со всеми предосторожностями, вместе с образами и крестами в «сенник» вносили «постелю государскую», устроенную на ржаных снопах («тридевять снопов ржаных»), а «на верх того семь перин и бумажников, и зголовей бархатных и камчатных и отласных, и покрыли одеялом». Во время проводов молодых к сеннику, их осыпали у дверей золотыми (делала это снова боярыня Ульяна Федоровна Романова, «положа на себя шубу соболью шерстью вверх»). После этого «отец» боярин Иван Никитич Романов, тысяцкий князь Иван Борисович Черкасский и дружки возвращались в Грановитую палату, «а мати и боярыни шли в царицыны хоромы». Боярыня княгиня Черкасская тоже была среди них.

«По времяни» царь Михаил Федорович снова приказывал звать всех обратно к сеннику. И в этот момент вокруг царя и царицы остались действительно только самые «ближние» люди. Бояре «кормили» царя перед сенями, в то время как «государыню кормили в сеннике мать и свахи» и «боярыни ближние, которые в комноте и которые у постели». Первой среди них сразу названа «боярина князя Ивана Борисовича Черкаскаго княгиня Овдотья Васильевна». Вместе с ней родные тетки царя Ирина (Арина) Никитична Годунова (жена окольничего Ивана Ивановича Годунова), княгиня Анастасия Никитична Лыкова (жена боярина Бориса Михайловича Лыкова). «Кормили» царицу в сеннике также боярыня Мария Петровна Шереметева (третья жена боярина Федора Ивановича Шереметева) и мать царицы, Анна Константиновна Стрешнева, вместе с другими царицыными дворовыми боярынями[79].

Близкая по возрасту к царице Евдокии Лукьяновне ее первая боярыня княгиня Авдотья Черкасская стала постоянной участницей торжеств при царицыне дворе. Правда, судя по всему, ей всё же пришлось уступать старшим царицыным родственникам и боярским вдовам свое место рядом с царицей. Например, вскоре после свадьбы на Масленицу 17 февраля 1626 года состоялся торжественный выезд царицы в Вознесенский монастырь. Все прежние царицы оказывали особое покровительство этому кремлевскому монастырю (там же находились усыпальницы великих княгинь и цариц). Вместе с царицей Евдокией Лукьяновной, сидя «напротив», в санях ехали вдова Ирина Ивановна Мстиславская и жена боярина Ивана Никитича Романова Ульяна Федоровна. А только за ними в санях — царская тетушка Арина Никитична Годунова, княгиня Авдотья Черкасская и другие боярыни.

Сблизить царицу Евдокию Лукьяновну с женой князя Ивана Борисовича Черкасского мог и общий день ангела — 1 марта. Боярыня княгиня Евдокия Васильевна Черкасская дарила царице богатые подарки по случаю именин, рождения детей, церковных праздников. Сохранилось известие о таких дорогих подарках князя Ивана Борисовича Черкасского. По случаю рождения наследника царевича Алексея Михайловича 9 марта 1629 года им был подарен кубок в 70 рублей (подарки других бояр не должны были превышать стоимость дара главы ближней Думы царя). На «родинный» стол 12 марта главным гостем был приглашен князь Черкасский. В свою очередь, царица Евдокия Лукьяновна тоже делала подарки своей первой боярыне. В дворцовых архивах сохранилось известие о подарке княгине Евдокии Васильевне Черкасской царицыного «кортеля» — богато украшенной тафтой, золотом и шелком зимней одежды на беличьем меху — в августе 1635 года[80].

Около этого времени голштинский посол и путешественник Адам Олеарий записал рассказ о княгине Авдотье Черкасской, которая, оказывается, была еще и «первой красавицей» при дворе. Традиция тщательно украшать лицо белилами и румянами всегда отмечалась авторами иностранных свидетельств о России как необычная черта поведения русских женщин, но боярыня княгиня Черкасская попыталась переломить эту моду. Сделать это ей в итоге не удалось, но рассказ голштинца Олеария об этом представляет редкое свидетельство о нравах при царицыном дворе:

«Знатнейшего вельможи и боярина князя Ивана Борисовича Черкасского супруга, очень красивая лицом, сначала не хотела румяниться. Однако ее стали донимать жены других бояр, зачем она желает относиться с презрением к обычаям и привычкам их страны и позорит других женщин своим образом действий. При помощи мужей своих они добились того, что и этой от природы прекрасной женщине пришлось белиться и румяниться и, так сказать, при ясном солнечном дне зажигать свечу»[81].

История, конечно, занимательная, особенно если представить разговоры, с которыми могла происходить передача князю Черкасскому жалоб боярских жен…

Дела посольские и военные