Ближние подступы

Я знала, что в давние времена сюда, на ржевские земли, в скиты уходили от преследований церковной и монаршей власти люди, которых ругательски называли раскольниками. Они же себя — "скитскими общежителями", неотступниками от истинной веры, старого обряда, не признавшими нововведений патриарха Никона — "Никона-еретика, адова пса, злейша и лютейша паче всех других еретик, иже быта под небесем".

Их сжигали как еретиков, заточали, забивали кнутами, изгоняли в необжитые места. Их мученичеством крепла и распространялась, по Руси старая вера. Не <176> уступали, не молились за царя, что значило бы возносить молитвы богу в поддержку царства антихристова, меченного орлом о двух, как только дьявол, главах.

Староверы сражались в рядах пугачевцев, с тех пор оружия в руки не брали, не сражались с властью, не бунтовали и не давали повода Истории приметить их, "пассивных", на поверхности. Ушли в себя, в свой духовный мир.

Такой образ поведения напутственно изложен к тому времени в послании одного из пастырей: "Аще требует враг злата — дадите; аще ризу — дадите; аще почести — дадите; аще веру хочет отъяти — мужайтесь всячески… Мы в последнее время живем — и потому всяку дань даем просящему, дабы не предал враг на муку или бы не заточил в незнаемое место".

Теперь нужда: не за веру погибнуть, как то было раньше, а выжить ради нее. Потому — отдай все, что вымогает слуга антихристов, чтобы избегнуть мук и уничтожения, чтобы изгнанием и заточением враг не развеял староверцев-"общежителей".

Отдай все, оставь себе твердую веру, свой духовный мир — только в этом и нуждаешься ты в преддверии конца. "Мы в последнее время живем…"

Ожидание конца света, пока что задержавшегося, все еще было крепью их веры. И если установления властей искажали духовные начала их жизни, тут они выстаивали, "мужались всячески".

Проходили годы, века, но все не слышался глас архангельской трубы с вестью о наступившем конце света. Раскольники распадались на толки, иные толки утрачивали былую непримиримость, принимали черты, более близкие православной церкви. Другие оставались все так же враждебны ей, хотя жестокость обоюдной вражды немного смягчалась.

В напластованиях эпох, формировавших здесь, на ржевской земле, черты народного характера, присутствует и пласт векового выстаивания староверов всех тяжких гонений, устойчивость, приверженность "общежителей" своим поселениям.

Корреспондент ФРГ сообщает в очерке число умерших в войну от голода и убитых ржевитян. Но он не задается вопросом, почему голодающие, гибнущие в огне <177> войны жители всячески сопротивлялись, считая это наихудшим злом, насильственному угону в немецкие тылы, в места, где было бы им безопаснее — отдаленнее от линии огня? Почему они не подпали под немцев, не подчинились немецким приказам, неумолимой, безжалостной силе и до последнего часа своего не расставались с городом?

Ответить нелегко. Такие здесь были люди, в Ржеве, неподатливые. В дни военной разрухи они с глубокой непримиримостью к вторгшемуся врагу, с бунтарским — пусть не всегда внешне вырывавшимся — неподчинением его воле держались за свой рушащийся, горящий город как за родной человеческий очаг.

* * *

Из писем Ф. С. Мазина.

"Вообще в трудные моменты жизни можно лучше узнать лицо человека.

Один раз в начале ноября 41 г. из лагеря военнопленных на нашу улицу пришел, прихрамывая, один наш пленный, лет 44, с сумкой, и ходил по домам и собирал хлеб. А там по домам ходили 2 эсэсовца, они вывели его из дома, повели в лагерь, а по дороге между лагерем и Полевой ул. один выстрелил ему в голову. Услышав выстрел, я побежал туда, а там уже прибежали какие-то женщины, и Тася, молодая тетка моя, была там, и вот Тася все кричала немцам тем вдогонку: "Паразиты!" и т. п. и, что-то грозя, махала руками в сторону тех немцев, а немцы те быстро ушли. А на этом месте собралась целая толпа жителей около валявшегося пленного, и они долго стояли, ругались и кричали на тех немцев-эсэсовцев".

"А то, что наши разведчики были в городе, говорят те факты, что наша авиация имела точные попадания в важные объекты, сверху ничем не приметные. Так, например, летом 42 г. днем налетело 27 двухмоторных бомбардировщиков наших на стадион "Локомотив", где у немцев были большие запасы бензина глубоко в земле, и тяжелыми бомбами и зажигательными бомбами было все это разрушено и подожжено, в небо почти целый день взлетали белые фонтаны и рвались в воздухе. Потом как-то только что пришел ночью эшелон со снарядами <178> на станцию Ржев, и утром уже сразу ни с того ни с сего прямо на этот эшелон налетела авиация и разбомбила его".

* * *

"До войны в Ржеве молодежь была охвачена желанием летать. На высокой колокольне была парашютная вышка, и все прыгали с нее с парашютом, пока ее зачем-то не разрушили.