У него на Моховой она показывалась нечасто и исключительно по его инициативе. Обычно они забегали после университета, перекусывали на кухне и скоренько уединялись «позаниматься» — подальше от бабушкиных неласковых глаз.
Благо было куда — после смерти бабуленьки бабушкин рояль благополучно перекочевал обратно в ее комнату, туда же переместились и ученики, так что теперь бывшая гостиная оказалась целиком в распоряжении Нила. Их с Линдой занятия сводились преимущественно к курению, слушанию музыки, невинным ласкам: присутствие бабушки за стенкой отбивало охоту к ласкам более капитальным, тем более что всего в четырех остановках отсюда было их укромное гнездышко, где можно предаваться всему без каких-либо неудобств. Нил с гордостью демонстрировал Линде свою коллекцию пластинок, которые мать во время зарубежных поездок неизменно приобретала для него. Некоторые пластинки, изрядно заезженные и не особенно для него ценные, они слушали прямо на его старенькой «Ригонде», другими же они только любовались, а музыку с них слушали в магнитофонной записи на приставке «Нота».
— Маг — это не то, — заявила Линда во время очередного визита. — Надо бы тебе аппаратуру поприличней завести, чтобы пласты не пилила и давала полный «хай-фай».
— Надо, — согласился Нил. — Да где ж ее взять?
— Где взять, где взять — купить! — шутливо проворчала Линда и проворно соскочила с его колен; — Славке, это приятель Ринго, он в комиссе на Апрашке работает, вчера сдали новенькую филипсовскую плату с усилителем.
Электромагнитная головка, две щетки для снятия статика. Всего пятьсот пятьдесят.
Славка, конечно, придержит, но недолго, дня два. А хорошие колонки можно потом за сотню прикупить.
— Но у меня нет таких денег, — растерянно сказал Нил. — На книжке четыре сотни, стипендию только со второго семестра дать обещают, а у тебя я все равно не возьму.
— А я тебе и не предлагаю. У умных людей не должно быть финансовых проблем… Слушай, ты мне доверяешь?
— Конечно.
Нил даже покраснел от мысли, что она могла усомниться в его полном доверии.
— Тогда так.
Она решительно подошла к полке с пластинками, принялась снимать их и раскладывать на две кучки на столе.
— Ты что делаешь? — озадаченно спросил Нил.
— Помолчи! — неожиданно резко отозвалась Линда. — Я же говорю, все классно будет. Через два дня получишь свои диски и кое-что в придачу. Мешочек есть?
Нил принес с кухни плотный полиэтиленовый пакет и с тоской глядел, как она запихивает в него самые лучшие его пластинки. «Битлз», Сантану, «Роллинг Стоунз», Эмерсона, Эрика Бердена…
Он молча проводил ее до дома на Четвертой Советской, у дверей молча достал из спортивной сумки драгоценный пакет и вручил ей, молча кивнул и отвернулся.
Подниматься к ней он не стал, ушел не попрощавшись и всю ночь ворочался без сна, предаваясь тяжелым, нехорошим мыслям. На другой день он искал ее на факультете, но она не появилась. И через день тоже…
Он пришел домой чернее тучи и, не разуваясь, бухнулся на диван. Потом встал, остервенело зарылся в жалкие остатки своей коллекции, извлек почему-то забракованный Линдой «Soft Parade», самый мрачный альбом группы «Дорз», и без того не отличающейся веселостью, небрежно вытащил, хватаясь пальцами прямо за черную блестящую поверхность диска, с маху водрузил на «Ригонду» и, не глядя, припечатал пластинку гнилым советским тонармом с видавшей виды корундовой иглой.
В динамике раздался омерзительный скрежет. Ни один уважающий себя меломан не поступает так даже с дубовыми дисками фирмы «Мелодия», но Нилу было плевать. Все равно, коллекции конец. По Линдиной классификации он, разумеется, идиот, окончательный и бесповоротный. Да и по любой другой тоже… То есть он, конечно же, любит Линду, без колебаний отдаст за нее жизнь… Но пластинки…
Инфернальный смех Джима Моррисона стучал в голове издевательским эхом…
Прохладная рука легла ему на лоб, и звонкий, веселый голос ехидно осведомился:
— Лежишь?
Он встрепенулся, протер глаза, не вполне им веря.
— Поднимайся быстренько! — скомандовала Линда. — Поехали!
— Куда?
— Хорошенький вопрос! Сначала в твою сберкассу, потом на Апрашку. Славка ждать не будет.
— То есть ты?..
Она победно вытянула вперед обе руки. В одной он увидел пакет со своими пластинками, в другой — несколько крупных купюр.
— Наше государство — полные идиоты! — убежденно заявила Линда, поставив на стол пустую, рюмку. — Платят пенсии всяким ископаемым, рептилиям, которые не живут уже, а только небо коптят. Вот я бы давала пенсию как раз молодым, нам же еще жить охота, того охота, сего охота… Но от них, козлов, дождешься, как же, они дадут!
— Потом догонят и еще дадут! — подхватила Катя, подружка Ринго, крупная немногословная брюнетка, и заржала своим неподражаемым «ослиным» смехом, от которого Нила в очередной раз передернуло.
— Но если платить пенсию молодым, на стариков не останется, — попробовал возразить он.
— Ну и пусть, кому оно нужно, это старичье?! — хмыкнула Линда.
— Сама ведь когда-нибудь состаришься.