— Все просто, мистер — юнец принялся с жаром объяснять — у нас в университете уже есть такое. Называется Фидонет, по этой системе я могу связаться с любым компьютером в университете и переслать кому угодно информацию. Или получить информацию. Просто и быстро, письмо доходит в считанные секунды. А мы — уже работаем над тем, чтобы можно было с одного компьютера попадать в машинную память другого компьютера, чтобы пользоваться информацией.
— Кто это — мы?
Юнец не заметил подозрительного тона Авратакиса, он был слишком занят рассказом о том, чем был увлечен.
— Гарвард, сэр. Я учусь в Гарварде, а здесь нарабатываю материалы на защиту. Хранение и каталогизация больших объемов информации с помощью современных информационных систем. Несколько наших ребят работают в спарке с Массачусетским технологическим, создают прототипы сетей нового поколения, позволяющего обмениваться большими объемами информации. Представьте себе, что будет, если мы сможем общаться так с кем угодно. С Европой, с Азией... написал письмо, и через несколько минут оно у адресата.
Авратакис представил, сразу. Что будет, если в сеть проникнут коммунисты? У них и так не осталось разведвозможностей в СССР, информация получается крохами, приходится унижаться перед чертовыми кузенами, у них кое-что осталось. А тут... советский агент напишет письмо и через несколько минут оно будет уже в КГБ, никаких связников, никаких тайниковых операций... а ведь три четверти внедренных разведчиков сыплются либо на контактах со связными, либо на перевербовке связников агентами ФБР. Если из цепочки выпадают связники — то коммунистические шпионы разгуляются вовсю. А что будет, если точно так же будут общаться вот такие вот обормоты и русские. Кто знает, кто на том конце провода — такой же двадцатилетний оболтус или сотрудник КГБ, специалист по психологической войне. Господи, да вся эта проклятая сеть разом превратится в рассадник коммунизма!
Надо что-то делать. По возвращении — немедленно зайти в техотдел, пусть думают, что делать. Возможно — всю эту дрянь с обменом информацией через океан — надо прикрыть по соображениям национальной безопасности, пока не поздно. Пусть сидят и треплются в пределах университета и не более.
— Готово, сэр. Записывайте номера хранения.
Через несколько минут — Гас Авратакис сидел в хорошо освещенной комнате под бдительным надзором смотрителя перед двумя тонкими папками, в которых упоминался Роберт Ким. Первая папка — совершенно не имела никакого касательства к делу, вторая — судя по всему, имела. Речь во второй папке шла об убийстве.
Авратакис посмотрел на резолюцию, которой украшалась каждая отправляемая в архив папка, дела по которой были завершены.
Подписано было Мэлвином Лэрдом, министром обороны США.
Гас Авратакис открыл папку. И погрузился в кошмар...
Время настоящее
Корейская народно-демократическая республика. Провинция Северный Хамкьен, ядерный полигон
21 июня 1988 года
Пришедший с моря ветер лизал серо-бурые, каменные зубья скал, торчащие из этой суровой и неприветливой земли, шевелил макушки низкорослых, часто растущих сосен. В небесной выси, обгоняя несущиеся по небу облака, парили белые, прилетевшие с моря чайки. Чаячье яйцо и птенцов — местные тоже использовали в пищу, когда было совсем голодно. Но здесь, рядом с двойным забором из колючей проволоки с датчиками слежения — чайки нашли себе блаженный уголок, где их никто не смел трогать. Вот и гнездились — вдали от моря, на массивных каменных уступах...
На одном из уступов, выбрав для себя подходящее место — не шевелясь, лежал человек. Он был одет в полевую однотонную форму северокорейской армии со знаками различия капитана армии КНДР, на ногах его — были полуботинки на шнуровке, принятые в мотострелковых частях армии КНДР и пришедшие сюда из Советского союза. Единственное, что у него было иностранным — не корейским, точнее даже не северокорейским — это была винтовка.