Близкие люди

Сомнения, потому что не нравилось ему то, что предлагал Казимир Витольдович, хотя толика смысла в его плане имелась, но… все равно Святославу не нравилось.

Категорически.

Дива потянулась и приоткрыла зеленый глаз. А потом, широко зевнув – только клыки блеснули, напоминая, что все-таки не настолько они безобидны, дивы, сказала:

– Забирайся под одеяло. Тут тепло.

– А ты?

– Кровать большая. Места хватит, – она даже подвинулась к стене, и Святослав подумал, что надо бы на эту стену ковер купить, чтобы не мерзла.

А потом подумал, что ему-то ковер без надобности, что дело его вот-вот закончится, и его отправят куда-нибудь еще. Дива же останется.

И ковер с нею.

– Тебя долечить надо бы, – проворчала она. – А еще ты замерз.

Наверное.

И только забравшись под одеяло, под треклятое пуховое одеяло, от которого пахло ведьмиными травами, он понял, насколько замерз. И не потому, что утро выдалось морозным.

Он раньше замерз.

На войне.

Или сразу после.

И холод этот, уже привычный, родной даже, вдруг показался совершенно невыносимым. Дива только вздохнула.

– Я со всем не справлюсь. Ведьма нужна.

– Нужна, – Святослав стянул ботинки. – Ведьмы… оказывается, полезны.

Дива фыркнула. И смотрит. И…

– Я потом отдохну.

– Нет, – она покачала головой. – Тебе плохо. Это плохо, когда кому-то плохо. Мне тоже было… наверное, и сейчас, но уже легче. А раньше я просто не понимала, насколько… плохо. Я не ведьма, но тоже кое-что могу.

– Что именно?

Из глубины души поднималось раздражение. Тяжелое. Мутное. Подталкивало к горлу тошноту. И хотелось заорать, швырнуть в нее чем тяжелым, тем же ботинком. Или высказать все, что Святослав думает о дивах и ведьмах, и вообще…

А потом навалилась усталость.

Сразу за все.

И он просто сел на край кровати. А потом лег, как был, в одежде. И когда тонкие руки дивы обвили шею, сил, чтобы вырваться, не осталось. Ладонь коснулась лба, и дива вздохнула:

– Точно простыл. Вон какой горячий. А тебе нельзя. У тебя легкие слабые. И все… знаешь, когда я была маленькой, то есть, не настолько маленькой, как Розочка, но все-таки, мама мне рассказывала сказку о мире, который вырос на ветвях Великого древа. Всякий раз о другом.

Ее голос успокаивал, хотя видят ушедшие Боги, Святослав сумел бы справиться и сам. Всю жизнь справлялся. Но теперь его только и хватило, что лежать и слушать.

– Это Древо было всегда и всегда будет. Я не понимала, как это возможно. А потом вообще забыла… я о многом забыла, – она сама устроилась на плече Святослава, и острый ее подбородок упирался в это плечо. А пальцы задумчиво скользили по его щеке. И стало страшно, что она руку уберет.

Тогда Святослав точно замерзнет.

Насмерть.

Или похуже.

– Теперь вот вспоминаю. Или это не совсем даже моя память? – ее голос был задумчивым. – Но, если и так, это не важно. Древо огромно, оно существует вне времени и пространства, а на ветвях его рождаются миры и боги. Иногда они едины, а иногда нет… боги взрослеют и уходят, а миры тоже взрослеют, но остаются. Некоторые живут долго-долго и сами становятся богами. А с другим случается… всякое.

Становилось легче.

Дышать.

И сердце заработало ровнее. Оно, сердце, обычный орган, так Святославу говорили. Просто кусок мяса, который люди по недомыслию спешат наделить всякими свойствами, хотя единственное его свойство и задача – кровь перекачивать. А что ноет и болит, так провериться надо.

– Миры болеют, как и люди. И не люди. Но кто-то справляется с этой болезнью, а кто-то нет. И тогда мир погибает. Засыпай.

Она не приказала – попросила.

Святослав подчинился. Он закрыл глаза, понимая, что еще немного и провалится в сон, скорее всего кошмарный, другие ему не снятся. Лучше бы конечно вовсе забытье.

Но разве повезет?

Повезло.

Он видел то самое Древо, существовавшее нигде и везде. И корни его уходили куда-то в первозданную Бездну, а ветви держали другую бездну. И на ветвях этих новогодними лоснящимися шарами висели вселенные. Это было совершенно ненаучно, хотя Святослав прекрасно осознавал, что спит, а снам дела нет до науки, но завораживало. И он просто смотрел на Древо, которое рождало миров и богов, а потом пытался среди бессчетного числа их свой собственный.

Но не находил.

И это тоже было хорошо. Почему-то.

Глава 16

Маг заболел.

Вот ведь. А казался таким здоровым. То есть, не совсем, чтобы здоровым, но Астра давно поняла, что здоровых людей на самом деле немного, что большею частью они все просто недообследованные.

А этот еще и заболел.

И что ей делать?

Лежит себе, горит и улыбается. Обычно люди с температурою высокой стонут, мечутся, порой сбежать норовят. Одного, помнится, вовсе пришлось к кровати привязать, а этот вот улыбается.

Бестолочь.

И такая злость взяла на него, что не уберегся, и на себя тоже, что Астра растерялась.

– Совсем плохой? – спросила Розочка, забравшись в кровать. И руку на лоб мага положила. И нахмурилась как-то совершенно по-взрослому.

Вздохнула.

Посмотрела на свою подружку, которая держалась в стороночке, обеими руками прижимая к груди того самого, купленного в «Альбатросе» пупса.

– Совсем, – призналась Астра.