Близкие люди

На кухне собрались все.

Эвелина вынесла банку икры, которую тотчас подвинула к себе Ниночка, заявив, что никто-то, кроме нее, естественно, не сумеет оную икру на бутерброды намазать.

В конце концов, у Ниночки опыт, а сама Эвелина от дел обыкновенных далека.

Спорить та не стала.

– Всем нам нужен отдых, – задумчиво произнес Анатолий Львович, разглядывая не столько бутерброды с икрой, которые Ниночка раскладывала по тарелке аккуратно, сколько саму Ниночку.

И та, чувствуя внимание, тянула шею.

Задирала подбородок.

Краснела даже, чем вызвала недоуменные взгляды Виктории и Владимиры.

– Но ведь поправится? – уточнила Калерия, занимавшаяся куда более прозаическою колбасой.

– Поправится… с Астрою точно поправится, – и Анатолий Львович вытащил из кармана носовой платочек, которым принялся старательно натирать стекла очков. А потом, глядя в сторону, словно извиняясь, произнес. – Документы пришли… разрешение… и велено кабинет выделить для индивидуального приему.

Астра же кивнула.

И… не почувствовала ничего. Это, конечно, потому как ноябрь пришел. В ноябре тяжело радоваться, даже когда происходит то, чего ты ждал долго-долго. А может, не в ноябре дело? А в том, что она и вправду слишком долго ждала, вот и устала. И…

– Ты ведь вернешься?

– Вернется, – ответила за Астру Ниночка. – Что? Куда ей еще? Она у нас ничего, кроме как лечить, не умеет. Зато лечит хорошо. Жалко, что не все поправить можно.

Ниночка пальцы не облизала, как обыкновенно, но с нарочитой аккуратностью вытерла о салфетку.

И добавила:

– Нет у меня больше жениха…

– Было бы о чем горевать. Может, оно и к лучшему, – сказала Тонечка и первой бутерброд цапнула, с икрою. И отправила в рот.

Она тоже изменилась.

Из-за ноября? Или по другой какой причине? Главное, что вдруг исчезла прежняя светлая веселая девочка, которая всегда-то радовалась жизни, и оказалось, что все снова было не так.

У девочек не бывает морщин, пусть и легких, едва заметных.

Или вот седины, которую Тонечка красит, а она не закрашивается. А еще не пахнет от них иным, беспокойным.

– Может, – в кои-то веки Ниночка не стала спорить, но бутерброд тоже взяла. – Если он сейчас маму ослушаться не посмел, то что потом было бы?

– Сочувствую, – как-то не слишком сочувственно произнес Анатолий Львович и тарелочку поближе подвинул. К Ниночке.

Фыркнула Владимира.

Задумчиво покачала головой Виктория, тронула руку, на которой поблескивало золотое кольцо.

– Странно это все, – сказала Эвелина, которая не ела, не пила, но лишь куталась в длинную белоснежную шаль. Шаль эта была из тех, старых, сделанных еще в ином мире, но за годы не утратила она ни легкости своей, ни теплоты. Вот только Эвелина, кажется, так и не сумела согреться.

Из-за того камня?

Или потому что генерал ее вдруг исчез? Был, был, а потом взял и исчез. И, наверное, ей обидно, больно даже, но она прячет боль, только кольцо, им подаренное, не снимает. Верит?

Сложно верить людям.

– Идем, чего боишься? – на кухню заглянула Розочка, за которой угадывалась серая тень Машки. – Чай пить будем… что? Да ладно, никто тут не злится…

– Никто, – подтвердила Калерия. – А чай пить надо, с вареньем.

Астра не удержалась, поцеловала Розочку в макушку, над которой уже поднималось серебристое облако волос, и потому сама Розочка походила на одуванчик. В сад девочки так и не ходили.

И… не надо.

Астре спокойнее, когда они здесь, в квартире, когда она чувствует и слышит обеих. И может унять, заговорить Машкины страхи, которых слишком много для одного ребенка.

– Варенье я люблю. Здрасьте, дядя Толя… а у нас вот! Машка есть! – Розочка потянула подругу за руку. – Она хорошая, только боится. А когда Машка боится, то и все вокруг тоже боятся. А дядя Свят говорит, что это потому…

Звонкий Розочкин голос доносился с кухни.

Астра же…

Она тихо вошла в комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать происходящее. Она подобралась к кровати на цыпочках, стараясь не шуметь, но маг все равно проснулся, открыл глаза и сказал:

– Привет.

– Как ты?

– Лучше.

Ложь. И совершенно бессмысленная, потому что она, Астра, видит правду. И воспаленное горло, и бронхи с сизоватым налетом болезни, который она счищает, счищает, а он появляется снова. Видит жар, и еще ту самую непонятную усталость, что является истинной причиной болезни.

– Пить хочешь?

– Хочу.

Банку с болтушкой из малинового варенья заворачивали в полотенце и ставили к самой батарее, чтобы медленнее остывала. Болтушка была сладкою и теплой, но жажду утоляла.

Он пил осторожно, маленькими глотками, а Астра помогала держать кружку. И его пальцы накрывали ее руки, а потом, напившись, он не спешил отпускать Астру.

Она же не спешила отступать.

Так и стояли.

Она стояла. Он лежал. Смотрели друг на друга, не зная, что делать с молчанием этим и вообще…

– Что там? – он задавал один и тот же вопрос, каждый день, а Астра отвечала:

– Все по-прежнему.

И маг хмурился. А она все-таки убирала кружку, на подоконник, прямо в лужу, которая успела набраться с прошлого раза. Воду Астра стряхнет в кружку, все равно ее мыть, а с кухни принесет другую.

Но ведь дело не в кружках или воде.