Близкие

            Грандиозная тусовка. С речами и бумажными салфетками. Одноразовые речи, одноразовые салфетки. Все добром вспоминают. Денис обходит гроб кругами, как можно дальше. И вдруг натыкается в толпе на Ревзина. Сашка Ревзин – уже не «молодой» режиссер и не «подающий надежды». Он уже и подал, и оправдал, и дальше гонит в том же темпе.

– Ты не в пустыне? – спрашивает его Денис, и Сашка отмахивается.

– Какая нах пустыня? Там и без меня верблюдов хватает! Думали когда-то, все вместе туда завалим с классным сценарием – я, Костик, Стефан. Стеф бы главную роль играл. А теперь снимаем там хрен знает что – в память о нем…

– И как..?

– Да так, – Сашка пожимает плечами. – Роль-то под него была написана. Под мальчика с голубыми глазами. А теперь Поддубный играет и каждый день мне предъявы засылает, типа он характер не понял.

– Мало ли мальчиков с голубыми глазами…

– Немало. Но таких, как Стеф, нет больше, – вдруг серьезно отвечает Ревзин.

– А Костик как? – спрашивает Денис неопределенно.

– Костик держится. Там не жарко, ветер только сильный. Все сцены с погонями, взрывами и каскадерами уже отсняли. Осталось нагнать психологизму. Он умеет, ты знаешь. Ну, ты же сам его учил. А вообще – всем не сладко.

            И, слушая Ревзина, хочется верить, что так все и есть. Снимают в память о друге, Костик не мог оставить работу, а Сашка – тут, с пачкой салфеток в руке, с по-настоящему мокрыми глазами…

– Про наркотики? – спрашивает зачем-то Денис.

– Да. С клуба начинается и тянется по трафику – до Казахстана. В клубе и придумали, когда стали интересоваться, как и откуда идет товар… А ты как? Я слышал что-то о ток-шоу…

– Покоряю новые горизонты, – кивает Денис.

– Ну, буду иметь тебя в виду, – усмехается Сашка.

– Штефан, сына, на кого ты ме опустил? – причитает мать Стефана, сбиваясь на тот язык, который пыталась вытравить из собственной памяти.

            Откуда-то сзади напирает Ветвицкая, упираясь острым локтем Денису в спину. Он спешит убраться, не дожидаясь поминального банкета. Зубы выстукивают какую-то жуткую мелодию.

            Зубы приплясывают от зашкалившего напряжения. Вспоминаются неопределенные ответы Костика о результатах анализов, и Денис понимает, что на месте Костика, а теперь уже на своем месте, тоже не смог бы сказать ничего определенного, потому что зубы стучат свое: смерть, смерть, смерть. Спастись бы. Обойти бы кругами. Убежать бы. Забыться бы хоть ненадолго…

            Результаты, может, уже готовы и ждут их. Но Оксана тоже не звонит, и неизвестно, как она борется с этим ожиданием. Он набирает ее.

– Привет, Окс.

– Привет…

– Ты на работе?

– Да…

– А я на похоронах был. У Стефана. Он приглашал.

            Несмешная шутка.

– Я завтра, наверное, сама схожу, – говорит вдруг она. – Мне так проще будет. Я сконцентрируюсь. Я готова.

– Я могу с тобой…

– Не надо, Денис. Я все обдумала. Я сама. А вечером к тебе приеду и все расскажу. Потому что двойное горе сразу – еще тяжелее будет. Я очень за тебя переживаю. Пусть лучше постепенно…

– Я понимаю. Делай, как знаешь. У меня завтра съемка, тогда вечером…

– Да, вечером…

            Они прощаются.

            Раньше в голове зияли пустоты, а теперь все они заполнены какой-то пеной.

            Страшно. Но Денис не просит невидимого режиссера отмотать пленку назад и переснять какие-то кадры. Что можно переснять? Семь лет назад не встречаться с Костиком, едва закончившим институт и хватающимся за любую работу на телевидении? Или не зацикливаться на нем полгода назад, когда казалось, что теряет его, и не простит себе, если потеряет?

            Ну да, пошло. Но не слишком и пошло. Правильно говорил Стефан, ничего такого, чего не делали бы другие. Втянул Оксану – так не маленькая, сама втянулась. И сожалеть – по большому счету – не о чем. Нет счастья. Нет боли. Есть информация о счастье и о боли – в газетах, на форумах, в чатах, на экранах, отражающих и поглощающих свет.

            Завтра Оксана просто узнает какую-то информацию и сообщит ему. А если объективно, то все смертны и всем отмеряно, – повторяет Денис чужие фразы, слышанные за последние дни очень много раз.

            В любом случае – не приговор. Просто у Стефана был хрупкий организм, а Костик, вон, по пустыням рассекает и ничего. И ничего. Еще и кино успеет снять.

            Деньги есть – Оксана может уйти с работы, жить с ним, лечиться в самых лучших клиниках. Он сможет ей это обеспечить. Купит ей машину. Что-то для души…

            Денис лежит один на диване – в пустоте, к которой так и не привык, и строит какие-то странные, фантасмагорические планы, потом рушит их и строит новые. И обломки этих планов заполняют сознание пористой пеной.

            «Неужели это будет?» – думает он напряженно, пытаясь пробить своей волей брешь в информационном поле и узнать свое будущее, но ничего не чувствует. Вполне возможно, что это он ослабнет, а Оксана будет вынуждена за ним ухаживать. А она будет, она его не бросит.

            И вдруг Денис понимает, что это главное. Есть она. И есть он. А горе между ними или счастье – неважно. Ее мечта сбылась – они вместе. Но и его мечта сбылась – он нашел близкого человека, на которого может положиться.

            Он внезапно набирает ее номер и говорит ей: