Близкий свет

Он замолчал и начал потирать пальцами лоб. Инга посмотрела и тихо кашлянула, привлекая внимание к себе. И он едва заметно улыбнулся ей..

— Почему я спросил тебя о том… ну, козлике, скажем? Как бы у него сегодня тоже не произошла «бурная ночь». Имея в руках Бруно — театрального художника, зная о твоей роли в этой истории и о некоем Петере, который отправил его следить, они без труда могут сопоставить ваши совместные действия по поводу разоблачения поставщиков, к примеру, некачественных лекарств. Но почему они такие смелые и ничего не боятся, даже «узнавать» своих покупателей, этого не знаю еще, не могу дать четкого ответа. Возможно, у них имеются и какая-то очень сильная опора, и мощное прикрытие… Знаешь, что, выйду-ка я сейчас на улицу, чтоб народ не будить и тебе, наконец, дать покой, да перезвоню Лазарю. А у тебя случайно нет домашнего адреса этого… Петера? — он спросил без всякого подтекста и взглянул на Ингу.

— Я никогда не была у него. Не знаю и знать не желаю, можешь мне поверить!

Турецкий улыбнулся: так юная девушка клянется в своей невинности любимому юноше, который не может в этом удостовериться лично и безуспешно рвется проверить. Инга уставилась вопросительно, и он, оглянувшись на закрытую дверь, шагнул к ней. Наклоняясь к ее ушку, нечаянно, чтоб удержаться на ногах, оперся ладонью на ее чертовски сексуальное колено. Она ж нарочно выставила свою приманку, и ежу понятно! Сжав пальцами эту красоту, Турецкий негромко сказал по поводу «клятв в невинности», и у нее челюсть отпала от его жуткой наглости! Он хотел выпрямиться, но она оказалась проворнее и кинула ногу на ногу, крепко сжав ими его руку. Сильными, надо отметить… Ну что ж, играть — так играть! И он, в свою очередь, страстно приник губами к ее щеке, но поцеловал так, будто лизнул нежный бархат, чуть прикусив мочку ушка. Инга ничего сообразить не успела, только охнула, а этот негодник другой рукой ловко подхватил ее ногу под коленом, подбросил и шутливо шлепнул по попке. Валясь на спину, она задохнулась, чувствуя, что у нее «едет крыша». Но он преспокойно высвободил свою руку и, нахально подмигнув Инге, помахал кончиками пальцев и послал воздушный поцелуй. «Спокойной ночи… девушка!» — произнес одними губами и ушел, осторожно прикрыв дверь…

Ни одна женщина в жизни Александра Борисовича не опрокидывала мысленно на его хулиганскую башку столько ненависти и нежности одновременно, столько желания и отчаянья… Но усталость взяла свое, и Инга заснула с мокрыми глазами…

И вот проснулась от солнца, светившего ей из окна прямо в лицо. На душе было так спокойна, будто ее отпустила долгая и мучительная болезнь. А может, оно так и было, подумала она, ведь все вчерашние события, включавшие и ее сумасшедшее желание отдаться Сашке, были больше похожими на бред. Где отдаваться-то, когда за стенкой его жена? Это же идиотизм! Или на набережной? С ума сошли? Слава богу, что ничего у них не случилось, а закончилось почти прекрасно. Почти, потому что, переведя взгляд на дверь, она уперлась глазами в Турецкого, который, как и вчера,„стоял, опершись плечом на дверной косяк. И взгляд его был тот же — нахальный и хитрый! И у Инги снова томительно засосало в животе…

— Ты интересно спишь… Чмокаешь во сне губами. Со мной, что ли, целовалась?

— А я вчера тебя убить хотела, — стараясь быть спокойной, парировала она.

— Я знаю, потому и смылся. Но это были цветочки!

— А есть и ягодки?

— Есть. Разговаривал с Лазарем. Там, у тебя в квартире, как я говорил… нет именно, как он и предполагал, взяли под утро еще двоих. Причем один из них — длинноволосый, кстати, — бывший милиционер. Слушай, в чем дело? Не хочешь популярно объяснить мне, отчего это они так и липнут к тебе? Ты им ничего не обещала, о чем мне не сказала, ну, из девичьей скромности?

— Сладкая, наверное, — мстительно произнесла Инга, — вот и…

— Да, с мухами у вас тут «напряженка». Но ты спала действительно сладко.

— Пробовал?

— А как же! Мысленно. И даже не раз.

— И что?

— Во! — он показал большой палец.

— Ну негодник! И как только тебя терпит твоя супруга?..

— С трудом, я знаю, — он оглянулся на дверь и потянулся к ней доверительно: — Но что каждый раз получается, сама подумай? Только, понимаешь, хочу исправиться, а тут… ну, сама видишь! И ты еще активно помогаешь бедному мальчонке! Вот в чем фишка, рубишь теперь? Ладно, оставим разговор об исправлении на потом. Ты можешь сегодня валяться, сколько тебе угодно. Я попросил, — он снова оглянулся, — дать тебе возможность отдохнуть и прийти в себя.

— А ты куда? — Инга нахмурилась.

— К Лазарю, разумеется. Там, у твоего бывшего, кажется, созрели крупные неприятности.

— Да? — спокойно отреагировала она, и сама удивилась, куда делось волнение. Перегорела, что ли?

— Да, — подтвердил он. — Лазарь с ним уже разговаривал. Влип Ковельский!

— Он, вообще-то, Ковельскис, — поправила Инга.

— Ага, они все понаставили в собственные имена, фамилии латвийские окончания. Мол, мы — коренные жители, а отсюда и приоритеты, наверное? И поблажки всякие?