Близнецы

И чуть было сразу же не огрёб увесистый подзатыльник, но – оп! – успел увернуться вбок, двинуть правую под колено и повалить его мордой в грунт, с трудом придерживая локтями сумку с марками на спине. В ту минуту я был пионер, готовый и смеяться, и умереть, – личка вскинула автоматы, и, секунду повременив, я решил убраться с лопаток брата и рывком помог ему встать с земли. Он посмотрел на свою охрану, прямо в харкала калашей, и сказал отчетливо: “Не стреляйте. Перепутаете, козлы”.

И мы пошли, не сбивая шага, в ногу, в четыре своих ноги, как никогда, мне казалось, равные, вровень рваные, как никто. Мы, торговцы войной на экспорт, мы, отдельным путем зерна идем в закипающей каше буден, и все, что убило меня во мне, возможно, сделало нас собою, дорогая Сербия, спи спокойно, больше не прилечу.

– Лёв, а в Тирасполе есть бордель? И еще б желательно, с чистой ванной…

– В штабе есть душевая лейка… И все руководство процессом – б…и.

Трусы и п…ры. Твой конек.

1993

– Наша задача – контроль дорог. (Дорогой контроль, пошутил бы я, но меня не спрашивают сегодня). Для этого первые полбригады тяжелой техникой встанут тут. – Лева рисует на карте красным контур брошенного села, получается знак наподобие червы, и ударные бубны вот здесь и здесь. В бой не втягиваться, пока они не выдвинутся досюда, тогда им останется только так – он прочертил черной ручкой стрелку и дважды жирно ее обвел, я и думать бросил про схему боя, которому завтра к полудню быть, настолько странной была картинка – пика, глядевшая в черву сердца, не хватало только трефовых крестов, не спешите, милые, не спешите, скоро вырастут на гробах.

Лева кончил вещать и сел. Здание сельсовета, превращенное местной братвою в “штап” пропускало с улицы жар июня, но не выпускало обратно дым, а весь этот полувоенный сброд палил по-лагерному, в ладонь, и сплевывал, не разжимая зубы на подсолнечный жмых предыдущих встреч, так что чад стоял – дезертиров вешай, волонтеров да эмиссаров режь. Время от времени кто-нибудь заходился туберкулезным кашлем, завезенным с севера даром тюрем, добром бараков, клеймом казарм.

– Если я правильно понял, то в нашу задачу в бою назавтра входит удержание противника на этом участке драки, так долго, сколько вам будет нужно, пока генерал и его команда разберутся с транспортом и мостами и смогут двинуться вверх по карте, отрезая румын от квадрата

“два”?

Говоривший сидел у окна, спиной, загороженный справа углом комода, с чубуком, утопленным в бороде, с петухом спортивного вида шапки. С моего конца я его не видел, но по зачину уже считал, что льет кисель ветеранский китель. И вдруг, через несколько ровных фраз, он поднял голос до баритона, и тут мне стало не все равно, я быстро вернулся глазами к брату, и дело не в том, погоди, о чем…

– …тем самым единственной целью марша, на котором мы потеряем полк – это будут мертвые плюс калеки, – станет защита пустых пространств и, конечно, медного комбината?

– Понял правильно. – Лева встал и по-дедушкиному забулькал неочищенным кипятком – Если у нас через год не будет своей промышленности, руды, электричества, теплой воды и пушек, то нашей республике – хрен цена, и будут на вас молдаване ездить в солнечный

Бухарест. Это ясно? Так что кто не готов защищать завод, тот может пойти застрелиться в жопу, потому что там у него мозги, я понятно, граждане выражаюсь? И ежели кто тут хотел сказать, что я посылаю ребят подохнуть, потому что хочу торгануть цветным или даже больше – продать заводик, то это, старче, иди, садись, из уваженья к твоим сединам. Я надеюсь, больше вопросов нет?

Вот тут ненадолго замри, струна и дым, сквозь который видать дорогу, где песок абразивкой грызет резцы, – это столько пыли в дороге жрали, здравствуй, время, остановись, развернись на цыпочках наглой мордой, полинялую шапку свою сними, нету, значит, еще вопросов, кроме разве что одного:

– Чем цыганэ с евреям схожи? Не расскажете, Лова?

И такое бессмысленное по-русски снизошло на меня с высоты стропил счастье пролитого вранья, радость найденной папиросы, что я, отшвыривая столы, краем глаза успев прочитать на парте “Лена + Маша”

– в каком году? – ломанулся к старому конокраду и чуть не вытряс цыганский дух из его тщедушного, весом с кошку. Если вы, полковник, уже забыли, именно этому человеку, партизану Якову, шаг вперед, я был обязан своим побегом, Австрией, комой, Паломой, всем, что еще недавно не знал, ценить ли, и не пробовал вспоминать.

2001

Когда-то давно, нет, давайте я здесь исправлюсь -

1993

– когда-то давно я мечтал о больших высотах и о раскинувшихся под ними покорившихся городах.

Когда отдышкой нахлынут возраст и опыт – пота и быта сын, с тоской начинаешь мечтать о лесе, о мхе на северном срезе пня, о зависшей стрелочке стрекозы над (только что вышел из-под серпа) голым лугом со швом окопа, боже, что это я несу… там, у снайпера на крючке.

Что ж, попробуем от Адама, нам пора привыкать к земле. Снайпер щурится за сараем. Как ты учил меня, дядя Яша, – вопросы на том берегу реки.

1993