Читаем Близнецы на вкус и ощупь (СИ) полностью

Родители ни за что не поступились бы своими сокровищами ради независимости Холлы, необходимость в которой ветвилась внутри так отчаянно в свете желания перестать быть зрителем кинотеатра собственной жизни. Весь её капитал — бабушкины завещанные деньги — обещал прогореть так быстро, но она твёрдо решила: жить в доме, где её присутствие доставляет не больше радости, чем залётная ворона, она больше не будет.

Как выпутываться из этого? А, Мерлин знает, но в этом и смысл. Хочется взять на себя испытание. Ей не знакомо это понятие на практике, лишь выдуманные перипетии экзаменов, создающие иллюзорные сложности в комфортных отрепетированных обстоятельствах, а девушка ведь даже ни дня не играла в квиддич, чтобы иметь представление хоть о каком-то накале, именуемом «вызов».

«Можно, конечно, попробовать договориться с собственником, чтобы придержал квартиру, если к следующему лету она снова окажется свободной, но шансы просто мизерные». Уныло девушка посмотрела в окно, где простирались цветные поля, редкие пастбища и насыщенно зелёные равнины, разрезаемые вклинивающимся кривыми блестящими речками.

Вздор, скандал! Она напрашивалась на скандал. Мамин вечно недовольный голос уже резонировал в ушах, и на секунду Холла даже пожалела, что малолетки сидят слишком тихо. Она нервно сжала переносицу, зажмурившись.

«Может, взять всё же покороче, на год в Ламбете, всё равно не буду там появляться, а после школы на остаток продлю, плюс заработок, подыщу что-то почище…»

— Мисс, у вас всё в порядке? — прозвучал тонкий голосок слева. Мальчишка заметил одинокую слезу, выкатившуюся из зажмуренного глаза шестикурсницы.

— Ты проиграл, ты проиграл! — загалдели остальные. Холла быстро смахнула каплю.

— Тише! Он не проиграл, вы все были молодцами, вот, — она протянула шелестящую металлическую обёртку, — разделите шоколадку на всех.

Радостное чириканье наполнило купе.

— Диффиндо! — из кончика палочки вырвалось заклинание, разрезающее альманах. Квадратик студии в Ламбере всколыхнулся и упал на рассечённую газету, словно осенний кленовый лист.

Выйдя из вокзала и пропетляв по улочкам, волоча за собой чемодан на колёсиках и рюкзак на плечах, Холла набрела на любимую забегаловку по продаже багетов с начинкой и некоторое время жевала, присев у узкого стола, направленного прямо в огромное окно на улицу. Стояла прекрасная погода, и цветная лента снующих прохожих не заканчивалась. Холла отпила из большого стакана с колой и приметила пожилого мужчину на другой стороне дороги. На нем были просторные льняные брюки, такая же лёгкая рубашка с двумя нагрудными карманами и небольшая плетёная шляпа. Точно маггл. Подставив лицо солнцу, дедушка сам себе улыбался. Он был единственной статичной фигурой на полной жизни улице, словно принадлежал не к обществу, а к времени, как таковому.

«Сколько всего он, должно быть, испытал за свои шестьдесят, по сравнению с моими семнадцатью, а всё ещё способен улыбаться. И это в мире без магии!» — промелькнуло в голове Холлы. — «Как вообще выживают эти магглы? Должно быть, им куда тяжелее. Но ведь они тоже любят, ненавидят, выбирают профессию, не выбирают семью. Словом, не так уж мы и отличаемся».

Ей хотелось подойти к нему и спросить: «Вы когда-нибудь любили безответно, сэр? Как вы это пережили? А ругались ли с родственниками?» Холла вдруг задумалась, что у неё в семнадцать есть лишь родители, с которыми можно ругаться, а у этого почтенного человека наверняка есть и дети, со всеми вытекающими из этого конфликтами, но уже с другой стороны. Однако мужчина, явно всё это проживший, до сих пор способен улыбаться обычному летнему дню, стоя самозабвенно посреди тротуара.

«Я смогу», — подумала девушка, комкая остатки обёрточной бумаги сэндвича и поднимаясь со стула.

— Я дома! — скинула туфли Холла и проследовала вглубь знакомого простора особняка по белому мрамору. Никто её, конечно же, не ждал у порога. Девушка бы ничуть не удивилась, если бы и дверь оказалась заперта, поскольку чета Мидуокер-Факс могла находиться где угодно на карте мира.

В белоснежном доме, в объёмном нутре гостиной которого колыхались полупрозрачные тюли, увлекаемые внутрь ветром сквозь распахнутые боковые двери в сад, ощущалось некоторое запустение. Дверца на лестницу в квартирку прислуги была заперта на навесной замок, тонкий слой пыли, покрывавший поверхности бюро, трюмо и журнального столика снижал резкость восприятия. Холла уже приблизилась к закругляющейся лестнице, ведущей на верхний уровень, где располагалась её комната, когда шаги мягких домашних туфель послышались за спиной. Она обернулась.

— Привет, доча, — обвили плечи и легко похлопали их в формальном жесте мамины руки. Аржена стояла в домашнем шёлковом халате в пол цвета слоновой, надетом практически на голое тело. — Школа уже закончилась?

«А заметила ли ты, когда она началась?» — подумала про себя Холла, отвечая на объятия необычайно зеркально-прохладно, что не ускользнуло от внимания родительницы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство