Читаем Близнецы на вкус и ощупь (СИ) полностью

«Только ты сможешь знать, что делать, Фред. Ты и мама, если бы ей вообще можно было рассказать такое». Голова раскалывалась на части. Парень развернулся спиной к холодному граниту, скользя вниз по стене. Чернота коридора наползала, пожирала, испаряя капли с его мокрого лба.

«Ты сам отдал её Драко, идиот. Да, тебе надо было повкушать этого ощущения, что кинул Имоджен, как полуобглоданную кость, оппоненту. Но… я же не верил в глубине души, что она его и правда соблазнит мне назло? Они не уходят, они же никогда не уходят».

«Скажи этой девочке правду», — зазвучал в голове мамин тёплый голос — «ты уже отомстил ей, отпусти её полностью, ведь ты и сам знаешь, что она тебе не нужна». Мамины карие глаза сочувственно оглаживали Джорджа, словно она стояла напротив. «Джорджи, надо быть честным в первую очередь с собой».

Капризное эхо собственного голоса раздалось в груди: «Имоджен все равно не должна была приходить в клуб! Я знаю, она мне просто мстит… У неё нет такого права!»

«Ты велик, но не огромен, Джорджи», — воображаемое лицо Молли, обрамлённое тёмными медными кудряшками, теряло яркость, а запах домашнего ростбифа выветривался коридорным сквозняком.

Вдруг, разрезая тишь, в нескольких метрах левее послышался скрежет камня, и желтый прямоугольник света упал на пол. Словно солнце, вставшее над безжизненной луной, в проёме появился Фред в клетчатой синей рубашке, его лицо было подёрнуто недавно настигшим замешательством.

— Фредди! — кинулся к брату Джордж, поднявшись с пола. — Слава богу! Нам надо поговорить. Я никак не мог пробиться через эту чёртову дверь! — он снова опустил кулак на бездушный камень.

— Мне и показалось, что кто-то зовёт как будто. В голове. — Фред в недоумении обернулся, глядя внутрь покинутого помещения, сочащегося ярким светом.

— Что случилось?

— Это опять об Имоджен, — вздохнул обречённо Д-Уизли.

— Так, пойдём, — Фред решительно схватил руку брата и потянул его куда-то вниз по лестнице. Едва не рухнув на пол несколько раз из-за кромешной тьмы, Джордж все же поспевал за старшим, не раз бывшим в этой части замка.

Небольшой звуконепроницаемый закуток со стеллажами и скамьёй принял их двоих.

— Рассказывай, — Фред серьёзен, — Люмос!

***

Джордж бежал по коридорам с потухшими факелами, от которых до сих пор слабо несло керосином. Бежал, словно всю жизнь ходил этой тропой — из башни старост в слизеринские подземелья.

Он сделает то, что посоветовал Фред. Найдет Имоджен и поговорит с ней. Сегодня. Надо прекратить эти кошки-мышки и выложить начистоту. Он сделает это, потому что знает — решения Фреда всегда правильные.

Осталось только собрать в пирамиду все разбросанные по сознанию кубики из ревности, злости, похоти и… кажется, собственничества? Сказать проще, чем сделать, и, впустив в лёгкие остывший воздух, Джордж пытался унять дрожь.

Он дрожал своим стройным желанным девушками телом, дрожал, как трус, будучи чемпионом по квиддичу. Оступился на лестнице и почти упал на спину, но поймал проворными пальцами край перил и как-то успел повиснуть в сантиметрах от грубого песчаника ступеней.

«Главное — начать. Главное — я уже почти там, и точно не поверну назад».

***

Тяжёлая стена отъехала, и выпущенный из рук, пойманный за ночным нарушением правил первокурсник-слизеринец, из которого был выпытан пароль, был отброшен Джорджем в сторону. Спина мальчишки быстро удалялась в беге, скрываясь в коридоре, ведущем к мужским спальням в глубине.

Близнец был впервые в гостиной Слизерина, и в тот момент более, чем могла бы в любой другой день, комната вызывала у него тошноту. Кожа покрывала все мягкие поверхности, как и в Гриффиндоре, но уют не то, что покинул, а никогда и не образовывался в этой сводчатой камере. Изумрудные витражи, имитирующие реальные окна, круглосуточно магически светились, предавая всем живым людям мертвенно-глинистый тон кожи.

«Как вообще в таком помещении можно вырасти нормальным», — пронеслось в голове парня.

Комната была пуста, лишь за письменным столом у стены справа Имоджен что-то писала на свитке. Имоджен, а не кто-либо ещё. В час ночи. В день встречи клуба. Чёрная мантия и волосы делали ее почти невидимкой.

— Значит, нога у тебя болит, да? — не осознавая, какую беду он миновал, не застав здесь Снейпа, парень широкими шагами пересёк пространство в её сторону.

— Джордж, о чем ты? — девушка встрепенулась, пораженная неожиданностью его появления и видом огненных волос в своем обиталище, и поднялась из-за стола.

— Ты приходила в клуб, разводила там ноги перед Малфоем, какая же ты идиотка, Имоджен! — орал Джордж, теряя крупицы набранного по пути самообладания, хотя где-то на периферии всё ещё держал в уме авторитетные наставления Фреда.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь! — прозвучало категорично из темноты.

— Почему ты не спишь в такой час? — парень подозрительно сощурил глаза, сложив руки на груди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство