Близнецы святого Николая. Повести и рассказы об Италии

– Ах, так это он тебе писал. Знаменитый! После этого ты, пожалуй, явишься Аполлоном Бельведерским. Похоже! Также как твой знаменитый осел на меня. Пошел вон отсюда! С тобою мне нечего разговаривать.

– Это оскорбление. Я вызываю тебя…

– Выпрями сначала ноги, вулканово отродье. Господа, мне совсем не дорог мой успех в Фаэнце. Я знаю, что в жизни каждого человека бывают удачи и неудачи. Росси освистан в Триесте и он все – таки Росси. Но, клянусь честью, все, что сообщил вам в своем письме «знаменитый Фаготти» – ложь от начала до конца. Понимаете, ложь.

– Да ведь это и в газетах.

– В каких?

– В «Rivista Melodrammatica», в «La Scena» и других.

– Это значит, всюду, где абонирован Фаготти. Ах, негодяй, негодяй!

– Да разве этого не было? Послышалось отовсюду.

Он только с презрением обвел их глазами.

– Я оставил Фаэнцу потому, что мой отец потребовал этого. Поняли? Мне приходилось или разорвать с отцом…

– И отказаться от его миллионов! – подсказал тот же Фаготти, – на свое горе.

Этторе развернулся и дал ему пощечину.

– Я убью тебя, гадина. Можешь передать этот подарок твоему «знаменитому» брату.

XXIV

В другое время Брешиани сам смеялся бы над собою и над своим «знаменитым» соперником и… победителем, Фаготти. Но теперь ему было не до того. Приподнятые нервы заставляли артиста видеть всё в крайне мрачном освещении. В самом деле, лучшим его достоянием, образами его фантазии, его умом, его знанием, воспользовался другой, да еще и опозорил его перед людьми, до сих пор чуть не молившимися на него. В Италии народ живет театральными впечатлениями. Проворовавшийся осужденный банковый Ванька – Каин, бандит, кто хотите, может держать голову высоко, но освистанный артист никогда. Его положение безвыходно. Это паршивая собака, в которую каждый проходящий сопляк безнаказанно запускает камнем. Сестра, жена, любовница – первые чувствуют его стыд. Он и на них бросает нечто до нельзя отвратительное. Тут всё забудут, но провалившемуся актеру нужно несколько сезонов блестящего успеха, чтобы о нем начали говорить как о человеке, стоящем чего – нибудь поболее картофельной шелухи.

Этторе не находил себе места. Сообщить об этом матери значило в конец расстроить ее. Старушка, несомненно, слегла бы, болея душою за сына. Она и так всё это время прохворала. Ссоры детей с отцом дались ей недаром. Кинуть великому Карло Брешиани упрек – «вот – де чему я подвергаюсь из – за тебя», нельзя. Он склонен был бы поверить, что сын его действительно провалился. Мало ли таких прошло и кануло в Лету на его памяти. Но тем не менее, нужно было действовать, во что бы то ни стало и как можно скорее. Ведь сплетни и клевета растут. Тот же Фаготти, очевидно, во все концы Италии написал о своем успехе и о фиаско соперника. Теперь понятен этот хам. О, разумеется, подобная низость не сойдет ему даром. Этторе был не из тех, которые позволяют оскорблять себя безнаказанно… Но следует предпринять что – нибудь сейчас же, сию минуту…

Редакции театральных изданий, печатавших заведомую ложь, были в Милане. От Комо до Милана всего час с минутами, и на другой же день утром молодой человек летел туда. Он не видел еще статей, о которых ему говорили вчера, но при одной мысли о них вся кровь кидалась ему в голову. Спутники по вагону с недоумением смотрели на него, когда он вскакивал с места и бормотал про себя. Они даже многозначительно переглядывались и качали головами: «У него – де не все дома!» В Милане он сел в первый экипаж.

– Живо. Via Monte Napoleone.

Редакция газеты, а вместе с тем и театральное агентство помещались на заднем дворе громадного дома. Дворы его, впрочем, похожи на колодцы и в душном каземате, куда провели Этторе, было темно так, что пока он ничего не видел перед собою…

– Что вам угодно? – спросил кто – то из мрака.

– Редактора… (по – итальянски – директора).

– Eccomi! Вот я…

– Где вы?

– Тут, около вас…

Мало – помалу, Этторе разобрал маленького вертлявого похожего на обезьяну старика в черной бархатной ермолке…

– У вас всегда так темно?

– Когда является артист или подписчик, мы зажигаем газ.

– Так зажгите!

Тот влез на стул, чиркнул спичкой и длинный язык синего пламени заколебался в воздухе…

– Вот… На год или на полгода?

– Что на год?

– Хотите подписаться?

– Нет. Погодите, у меня к вам дело.

– А, понимаю. Молодой артист ищет дебюта… Eccomi (вот я!), я вам доставлю случай блистательный… Единственный… Разумеется, это будет вам стоить…

– Я не ищу дебюта… Я пришел просить у вас объяснений.

– Каких? Прежде всего, с кем имею честь?

– Этторе Брешиани, игравший в Фаэнце под псевдонимом Савелли.

Маленькая обезьяна проворно юркнула на другую сторону большого стола и с быстротой, обнаруживавшей боевую опытность, заслонилась громадною конторскою книгой.