В 1764 году повальная болезнь и голод посетили Неаполь. Бедствия были так ужасны, что народ, скученный в грязи и тесноте старых улиц, сбитый, как стадо, ополоумевший от безработицы, беспомощно, тысячами умирал на тротуарах. Окрестные деревни безлюдели. Были улицы, сплошь обратившиеся в кладбища. Начались восстания.
Имя падре Рокко пришло всем на уста и на память. Первые же враги его сообразили, что помочь делу может только он, и никто больше. Никто не давал себе отчета, что здесь может сделать старый монах? Знали только, что он один может положить конец всенародному отчаянию. К падре Рокко послали просить вернуться в Неаполь.
Он, «как орел со скалы», кинулся вниз, в жаждавшие его помощи гнезда болезни и нищеты. Казалось, силы его удвоились, утроились. Современники не понимали, когда он спал. Его и ночью, и днем видели за работою. Он первым делом построил бараки для больных, отделив их от здоровых; он очищал квартиры бедных, хоронил умерших и утешал живых. Он организовал в самых широких размерах доставку хлеба бесчисленным голодным семьям. В конце концов, он влил часть своей энергии в остальное духовенство растерянного Неаполя, и у него разом составилась целая партия молодых, самоотверженных помощников…
Эпидемия поддалась… Размеры ее сократились… Целые кварталы уже были свободны от нее; с тем большею «яростью» старый народник – черноризец боролся с нею в последних ее гнездах. Его встречали во всех концах города. Ему случалось подряд по целым дням не есть, – некогда было!
Он в то же время позаботился и о «последнем приюте» для бедных. Трупы их до тех пор кидали прямо во рвы, в общие, переполненные водою ямы. Часто их даже забывали заваливать землею, и на целые версты кругом всё было заражено зловонием разлагавшихся тел. Проезжающие мимо, случалось, падали мертвыми. Их поражали миазмы. Падре Рокко выбрал день, созвал всех своих, – явился на место и завалил все эти ужасные клоаки землей. Потом он, не спрашиваясь никого, занял громадное пространство на север от города, и не успели еще власти очнуться и помешать ему, как он во главе целой армии помощников разбил там кладбище. Новые трупы были похоронены как следует, и герцог Сан Джермано, владелец земли, хотя и поднял процесс, но, выиграв его, увидел, что земля эта уже представляла ряды могил.
Эпидемия прекратилась. Явился подвоз съестных припасов. Падре Рокко придумал для бедняков общественные работы. Когда его хотели остановить на этом, он кричал:
– Я был мертв и нем, и вы меня воскресили. Зачем?
Его хотели взять опять, но теперь это уже было невозможно. Народ стоял толпою вокруг своего благодетеля.
Отец Рокко продолжал так же деятельно работать для своего народа и тогда, когда он начал видимо дряхлеть.
Он еще более усилил тогда свою энергию. Его спрашивали, почему он не жалеет себя, не бережется.
– Теперь уже некогда. Мне мало осталось времени, а дела много. Отдохну в Царствии Его, ему же не будет конца!
Он не возвращался более в обитель. Из вертепа в вертеп, из одного подвала в другой он ходил дни и ночи, проповедуя добро и правду, спасая павших и удерживая от падения колеблющихся.
Теперь он уже властно стучался во все двери, требуя именем Христа для народа все, что тому было нужно. Когда пожар уничтожил один из кварталов, он приказал погоревшим отворить церкви, и они целый год жили в них.
Он входил в тюрьмы, и за каявшихся являлся защитником перед королем. Разбойник Кармело был приговорен к казни. Целую ночь падре Рокко кричал под окнами королевской спальни:
– Подари мне человека, подари мне человека!
Его отгоняли, но раз падре Рокко что – нибудь задумывал, его трудно было заставить отойти прочь. Под утро король приказал впустить его.
– Что тебе надо?
– Жизни Кармело.
И Кармело был помилован и долго после того жил в горах Нолы честным дровосеком.
Ночью заставали падре Рокко молившимся на кладбищах бедных. – «За них некому молиться, – оправдывался он, – богатые имеют к своим услугам прелатов, каноников, у этих – я один».
Бог его – был Богом добрым, всепрощающим!
– Имя ему – любовь, – говорил Рокко. – Он любовью мир создал, и любовью же его держит. Любовь – это цемент душ. Ад есть отсутствие любви, рай – есть ее царство.
Но есть предел всему. Рокко свалился. Силы его были надорваны и старостью, и напряженною деятельностью. Слух о его болезни поднял на ноги весь Неаполь. Апостола бедных перенесли в обитель. Народ стоял толпою у монастыря доминиканцев и день и ночь, и умиравший только и помнил о бедных в последние мгновения.
– Ах, бедный Неаполь, бедный Неаполь! – повторял он, и, наконец, собрав последние усилия, созвал к своему одру друзей.
Он заставил их поклясться над Евангелием, что они не оставят его дела, его приютов, его убежищ, его больниц, его Albergo dei Роvеri, его школ и главное, – что каждый из них перед властью и знатью города так же будет стоять за народ, как всю свою жизнь стоял за него он, падре Рокко! Когда все дали клятву, он воскликнул:
– Благодарю тебя, Боже… Теперь я доволен. Cupio dissolvi et esse cum Christo![102] Покажите мне народ…