– Не сочтут! Однако… – она отвела глаза в сторону, – я бы не стала произносить другое ваше имя при надзирательницах. Просто когда я думаю о вас – а я о вас думаю ночами, когда в тюрьме стоит тишина, – так вот, я постоянно ловлю себя на том, что мысленно называют вас не «мисс Прайер», а… Вы ведь любезно сообщили мне свое имя еще в первую нашу встречу, когда сказали, что хотите стать моим другом…
Доус снова поднесла перо к бумаге, несколько неловко, и под своим именем вывела: «Маргарет».
Маргарет. Я вздрогнула, как если бы увидела грязное слово или злобную карикатуру на себя.
Ах, она позволила себе лишнее, испуганно воскликнула Доус; непростительная фамильярность с ее стороны! Нет-нет, сказала я, дело совсем в другом.
– Просто… ну, это имя никогда мне не нравилось. Оно словно бы выражает все самое худшее во мне. Вот у моей сестры красивое имя. А слыша свое, я всегда слышу суровый голос матери. Отец называл меня Пегги…
– Так позвольте и мне называть вас так, – сказала Доус.
Я тотчас вспомнила, что однажды она уже произносила имя Пегги, – при одном этом воспоминании меня и сейчас бросает в дрожь. Я отрицательно покачала головой.
– Тогда скажите другое имя, каким вас называть, – тихо проговорила Доус после долгой паузы. – Любое, кроме «мисс Прайер», которое звучит как имя надзирательницы или любой обычной посетительницы и ровным счетом ничего для меня не значит. Скажите имя, которое будет что-то значить для меня… тайное имя, которое выражает не худшее, но самое лучшее в вас…
Доус продолжала настаивать таким вот образом, и наконец, поддавшись порыву столь же неодолимому, как тот, что побудил меня дать ей блокнот и ручку, я выдохнула: Аврора! Зовите меня Аврора! Это имя… которое… ну… в общем…
Разумеется, я не сказала, что так меня называла Хелен раньше, когда еще не вышла замуж за моего брата.
– В общем, так я сама себя называла в ранней юности, – промямлила я – и покраснела, осознав, насколько глупо это звучит.
Однако Доус приняла самый серьезный вид. Снова взяла ручку, зачеркнула имя «Маргарет» и вместо него написала «Аврора».
А потом сказала:
– Селина и Аврора. Как хорошо они смотрятся! Точно ангельские имена, верно?
Вокруг вдруг сделалось очень тихо. Откуда-то издалека донесся грохот решетки, лязг засова, потом послышался хруст песка под форменными башмаками, постепенно приближающийся. Я неловким движением забрала ручку обратно, случайно коснувшись пальцев Доус.
– Боюсь, я вас утомила, – отрывисто произнесла я.
– О, вовсе нет!
– И все же да, полагаю. – Я встала и опасливо подошла к решетке. Коридор за ней был пуст. – Миссис Джелф! – громко позвала я, и из какой-то дальней камеры тотчас донесся отклик:
– Одну минуточку, мисс!
Затем я повернулась и – поскольку поблизости не было никого, кто мог бы нас увидеть или услышать, – протянула руку:
– Ну, до свидания, Селина.
Она вложила свои пальцы в мою ладонь и улыбнулась.
– До свидания, Аврора, – шепотом выдохнула она в холодный воздух камеры, и на один долгий миг это слово зависло белым прозрачным облачком у ее губ.
Отняв руку, я уже собралась опять повернуться к решетке, но тут вдруг заметила, что взгляд Доус утратил прежнее простодушное выражение.
– Что такое? – спросила я.
– Вы о чем, Аврора?
– Почему вы загадочно улыбаетесь?
– Разве я улыбаюсь загадочно?
– Вы сами знаете. Так в чем же дело?
Немного помявшись, Доус сказала:
– Просто вы очень уж гордая. Мы сегодня столько говорили о духах, но вы…
– Но я – что?
Неожиданно Доус снова развеселилась – и вместо ответа лишь потрясла головой и рассмеялась.
– Дайте мне вашу ручку еще на минутку, – наконец потребовала она и, прежде чем я успела открыть рот, сама выхватила ее у меня, подскочила к столу и принялась торопливо строчить в блокноте.
В коридоре уже раздавались шаги миссис Джелф.
– Скорее! – лихорадочно прошептала я, ибо сердце мое забилось столь сильно, что ткань платья на груди подрагивала, точно кожа на барабане.
Но Доус только улыбнулась и продолжала писать. Шаги все приближались, сердце мое колотилось все чаще… но вот наконец блокнот закрыт, ручка завинчена колпачком и возвращена мне, а за решеткой появилась миссис Джелф. Ее темные глаза – по обыкновению, быстро и беспокойно – обшарили камеру, но теперь там нечего было видеть – кроме разве что моей трепещущей груди, которую, впрочем, я прикрыла плащом, пока надзирательница отпирала замок и распахивала решетку. Доус уже отступила на меня на пару шагов. Она сложила руки на фартуке и наклонила голову, нисколько не улыбаясь.
– До свидания, мисс Прайер, – только и промолвила она.
Я коротко кивнула ей, вышла из камеры и, не произнося ни слова, двинулась по коридору следом за миссис Джелф.