Этот чужой голос посреди пустоши разносился окрест, но никто не отвечал ему. Не слышно ни птиц, ни насекомых, ровным счётом ничего, кроме звука шагов. Кот опустил голову к мутной луже, и в тусклом свете чужой луны я увидела отражение. Огромная лохматая голова, кажется, полосатая, светящиеся жёлтым светом бездонные глаза, открытая пасть с острыми зубами. Это был не Бальтазар.
Я вынырнула из сна и отскочила подальше. Мой компаньон вздрогнул и проснулся.— Что случилось? — зевнул он.— Ты не помнишь?— Что помню? Яу снова говорил?— Говорил и гулял по другому миру. И я первый раз смотрела твоими глазами. Это был не ты, — я подробно рассказала наблюдателям о случившемся. — Слова наоборот, я же чувствовала, что ответ рядом.— Судя по описанию — это Навь, царство кощеево, — подал голос старший летописец. — Захватчика нужно искать там.— Это кот Баюн. Давно о нём никто ничего не слышал, — задумчиво протянул Ворлиан.
Кажется, пришло время открыть дверцу в моей избушке и шагнуть в туман.
Заметка из отпуска № 6
Проснулись ранним утром от настойчивого стука в окно.Ворон, чёрный, большой. Сначала подумала, что Кощей, спросонья лениво потянулась сознанием к нему, поймала мысль: «Открой окно, вести». Нет, не Андрей.— Бальтазавр, открой глазоньки, к нам гости, — пихнула я котище в бок.— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает... опрометчиво, — вздёрнул губу кот, обнажая клыки.Я, конечно, тоже не выспалась, однако никого кусать не собираюсь. «Да ну и корм с тобой», — подумала я и распахнула окно.— Здравствуйте! От кого вести, какие вести?— В спешке уходя, друзей новых не забудь, — прокаркала птица и добавила: — Дай поесть.
Компаньон соизволил поднять голову, навострил уши. Я положила на подоконник виноград и кусок мяса из позднего ужина.— А от кого вести? — осторожно уточнила я, когда ворон съел пару ягод.— Ялия передаёт привет.Чёрная птица легко взлетела вместе с куском мяса и была такова. Какого лешего?— К чему бы это? — сдвинул брови кот, сон как рукой сняло. — Приветы она передаёт.— Может, она про Обжору говорит?— Мы бы не ушли, не попрощавшись с ним, — возразил Бальтазар.— Да, странно. Кстати, о нём...Выспросила у кота немного подробностей о друге: оказывается, Обжора что-то вроде сейфа — если съел с целью спрятать, то может хранить в себе долгое время, не испытывая проблем. А готовую еду просто съест. В общем, странная способность, самая странная из всех виденных в этих стенах. И очень на руку мне, есть одна шальная мысль.— Ты доверяешь ему? — уточнила я.— Конечно, он надёжный, как танк.
Мы ушли после завтрака, тепло попрощавшись с учителями и Ворлианом, поблагодарили за помощь. Обжора помахал нам с лестницы — ему тяжело спускаться и подниматься. Мне на прощанье вручили оловянный прут и клещи, на всякий случай, вдруг, как в сказке, пригодится.— Расскажешь потом, как дело было, — сказал Ворлиан.Изольда разминала лапы, готовясь к прыжку, я села на лавку и сжала в руках цепочку — одним Ключом на ней стало меньше.
***
Я открыла дверь из Убежища в наш номер, впустила Ядвигиного кота и столкнулась нос к носу с горничной. В её руке замерла поднятая метёлочка для пыли, глаза округлились, и рот приоткрылся в комичном выражении. В мои ноги всей массой врезался отвлекшийся на Супчика Бальтазар, так что я буквально выпала в комнату. Девушка, судя по всему, новенькая, не знала, что ко мне заходить не нужно, и выполняла свои обязанности, а тут мы. Картина маслом: открывается дверь изнутри уборной, а за ней лес, озеро, домик на курьих ножках и девушка с животными. На смуглом лице горничной всё недоумение мира. За её спиной Тихон нелепо размахивает руками, он-то был здесь раньше — ему в Убежище нельзя, — но сделать ничего не мог. Приплыли.
Внутренний голос уныло протянул: «Так вот о чём говорил ворон». Придется уходить, и быстро — память стирать я не умею. Дальше как в песне — моё сердце замерло.— Добрый день, — говорю, заталкивая котов ногой назад, в Убежище, и закрываю дверь. — У меня чисто, зайдите завтра, а лучше послезавтра.Снова открыла дверь, продемонстрировала чистоту в душе и никаких пейзажей с котами и летучими мышами. Горничная пыталась что-то сказать, пятясь назад, но так и не смогла. Я улыбалась во все тридцать два — думала, лицо лопнет от усердия, — пока она не закрыла дверь с той стороны. Казимир подери!