Блог Бабы Яги. Темная сторона

Удивительно, как Настасья Милютовна умеет вживаться в ситуацию. Сколько смотрю, столько поражаюсь, мне бы такую способность, очень нужна в работе. Вот когда мы её оживили, она сама беспечность была: подумаешь, умерла. Богатыри, наставник с рогами, горынычи… Только моё самоуправство её из колеи выбило, попало грустинкой в глаза, из-за слёз она, похоже, ландшафтный дизайн не сразу разглядела. И только когда выбежала за порог вслед за Казимиром, замешкалась на крыльце, в этот момент печальный взгляд сфокусировался, и она осознала, где находится. Частокол с черепами заставил подобраться, я только наблюдала, как грусть по Кощею сменяется растерянностью, а та, в свою очередь, испаряется в доли секунды, и взгляд становится цепким, собранным, богатырша готова хоть сейчас в бой. Занятные метаморфозы и настолько полное принятие мира, жизненных поворотов… На её фоне я сама себе кажусь изнеженной и очень много думающей. Совершенно напрасно. – Коли красная девица, будь нам милая сестрица, – ехидно пропел кот. И действительно, в сказочном мире все готовы взять тебя в семью. Правда, в чистых помыслах я уверена только в случае с Добрыней, Муромцем и Черномором, а у остальных очень, очень сомнительно. В общем, Настя обладает ещё одной суперспособностью: взмах ресниц – и все о ней заботятся. Черномор прямо умилился, как увидел симпатичную девчонку с мечом, а потом получил на орехи – и восхитился. После того как вытряс песок из ушей, конечно. Казимир был недоволен, бурчал, что удар ещё не поставлен, гонять и гонять её. В это время Настя знакомилась с витязями, очень легко, как будто это обычное дело – быть единственной воительницей на три десятка мужчин. Они разглядывали её, как диковинную зверушку, а я наблюдала за ними. По возрасту здесь никто Насте не подходит, минимум на десяток лет старше, а те, кто в битве побывал, – так на все двадцать. Кажется, бессмертный Андрей ей ближе всех, разница в пять лет. Тьфу, что за своднические мысли. Гнать их старой метлой. – Ну что, Черномор, позволишь с вами тренировать это юное дарование? – усмехнулся Каз. – Как не позволить, конечно, – он пригладил усы и сурово зыркнул на парней, на всякий случай, но они ничего лишнего себе не позволяли. – Сокровище такое! Боевой дух повысит моему отряду и сама многому научится. – Боевой дух, ага, – скривился кот, опередив беса. – Ты эти намёки мне оставь! – осерчал Черномор, обиделся даже. – У нас дисциплина. – А к русалкам кто в самоволку ходит? – ехидно уточнил кот. – Ну, не железная, конечно, но и дев никто не обижает, не приплывали бы сами. Глядишь, – витязь легко улыбнулся, глядя на Настю, – и её никто не обидит. Мне очень хотелось распрощаться и уйти: завтра на учёбу, а у меня полный раздрай в душе. Обязательства, проблемы и дела, которыми не могу заняться в полной мере, постоянно палки в колёса вставляют. – Каз, можно тебя на минуточку? – позвала я, и мы отошли подальше от чужих ушей. – Рыжуля, что такое? Обсудить хочешь, что Ялия наболтала языком своим без костей? Я поморщилась: – Нет. Мне бы это переварить. Другой вопрос: ты надолго ещё в Лукоморье останешься? – Не знаю, есть причина, по которой я здесь, и я не могу тебя этим загружать. Пока что остаюсь, Тоха целей будет. – Что ты имеешь в виду? – У меня есть враги. Ты же умная, должна понимать, что за тысячу лет я изрядно наследил и дьявол, ходящий по Земле, не мог остаться незамеченным. Знаешь, рога, копыта… Враги у него? Логично, конечно, души жрать направо и налево – кто-то да заметит. Я снова играла в гляделки, на этот раз выигрывала. Казимир отвёл взгляд и сосредоточился на морских волнах, лишь на несколько секунд, но этого хватило, чтобы понять: дело серьёзное. Синие глаза насмешливо прищурились, я даже подумала, что засмеётся. – Тебе нужна помощь? – спросила я. – Разберусь, не впервой, – подмигнул мне Казимир. От военачальника другого ответа я и не ожидала. – Просто исчезну с радаров ненадолго. Да и Тоха сюда захаживает, с русалкой своей повидаться, не заскучаю. Кругом влюблённые дураки. Не пополняй эту армию, Яга. – Если что, я рядом, Каз, – и не собираюсь ничего пополнять. – Это церковь? Он рассеянно кивнул. Ого-го, дебри, в такие, пожалуй, лучше и не лезть. Невольно начнёшь задумываться и о себе. Я теперь нечисть, или как меня классифицировать? – Маркус сильный колдун, – внезапно сказал Каз таким тоном, как будто не хотел, но не сдержался. – И паршиво получилось, что он тебя… гхм… заклеймил. Твоя личная жизнь, конечно, не моего ума дело, но… – Ты что-то недоговариваешь, может, знаешь про него что-то пугающее? – Тебя напугаешь, как же. Нет, ничего такого, все его подружки остались живы, и никто без вести не пропал. Просто его поведение наталкивает на определённые мысли, веснушка. – Да, неудобно вышло – носить на себе маячок. Хотя, с другой стороны, если я вдруг потеряюсь, сама или с помощью корпорации, он сможет меня разыскать. – С чего бы? – Острые уши с кисточками слегка дёрнулись. – Ялия сказала, что мои потери ещё не кончились. Произойти может что угодно, мне стоит быть готовой. – Хорошо, я на всякий случай не вырву ему сердце, только будь начеку. – Для жителя преисподней ты слишком заботишься о других. – Я не перевожу старушек через дорогу, если ты об этом. Забота от меня – это не дать вам, друзьям, сдохнуть. Останутся ли все ваши части целы – это дело десятое. – Ассимилировался? – я не сдержала смешок. – Ассимилировался, – вернул улыбку Каз. Кот резвился, играя с волнами, Настя чувствовала себя комфортно, всё было лубочно-милое, на минуту я даже забыла обо всех заботах. – Хозяйка, довольна ли ты работой? – это подошёл Бююрчи. – Да, я не ожидала, что так быстро и так красиво будет, – от всего сердца поблагодарила я лешего, он даже попытался улыбнуться, но эти мышцы у него, похоже, атрофировались. – Отличный дом, – поддакнул Каз. – Окна завесить можно и ставни закрыть, думаю, не замёрзнем сильно, ночи здесь тёплые. Лешие откланялись и ушли со словами: «Ежели что, зовите, хозяйка». Стоит их отблагодарить в следующее появление. Я даже знаю, чем порадовать таких азартных существ. Оставили Настю тренироваться, она и не заметила, как мы ушли. Бальтазар продолжал резвиться на берегу: иногда он ведёт себя как котёнок. В такие моменты на сердце становится очень тепло. Так и должно быть – уютно, беззаботно, а не так, как живём с весны. Каз помог перенести вещи из избы в дом. – Передай голубку, чтоб взял мою карточку, и закажите что нужно, Яга, – он осмотрел почти пустую избу и прищёлкнул языком: – Разорили мы тебя. – Да ничего, но за щедрость спасибо. Я тут недавно пришла к выводу, что мне недоплачивают, учитывая, сколько всего приходится покупать, – я немного покривила душой, но в отпуске как-то поиздержалась, хотелось бы финансовую подушку побольше. У меня кредит и вечно голодный кот, а это, знаете ли, серьёзней некуда. Подарки для богатырши яркой чужеродной кляксой выделялись на простом деревянном столе, привлекая внимание. – Каз, а какой из тебя учитель начальных классов? – Никакой, – хохотнул бес. – Я могу загонять до кровавого пота тренировками, так, чтоб на глупости сил не оставалось, а вычитать и умножать – это ты сама с девчонкой возись. Хошь к доске вызывай, хошь двойки ставь. Всё равно будешь приходить, души сами дверь не отопрут. – Да, думаю, придётся. Супчик с тихим писком приземлился мне на плечо, погладил крылом, переполз на растрепавшуюся косу и повис. – Чего губы кусаешь? – проворчал Казимир. – Выкладывай уже, сколько можно клещами тащить? До чего вы, женщины, любите внутри себя всё кипятить. Я выглянула за дверь – кот нигде не мерцал, не для его ушей мои мысли. – А что, если Ялия и Ворлиан – это руководители ООО «Лукоморье»? Думаю, я никогда не видела своего друга с вытаращенными глазами, всего на секундочку он позволил себе такую живую реакцию и тут же расхохотался. – Ворлиан точно нет, он был пацаном, когда мы познакомились, а корпорация уже вовсю за верёвочки дёргала. – Ну и что? Может, он позже верхушкой стал? Не живут же они вечно. – Баюн говорил тебе загадочное слово «первородные», не знаю, что в Ворлиане уникального, мужик он хороший – это да. – Про Ялию ты не хочешь того же сказать? – Ну, мужик она плохой, потому что точно не… – Ты можешь быть серьёзным? – Да я серьёзно, не мужик она, поверь. – Каз! – Я не дам стопроцентной гарантии ни про кого, рыжуля, – смилостивился бес. – Только о себе могу говорить. И, знаешь, мне нравится ход твоих мыслей, ты совсем не та девчушка, что заказала мне когда-то велометлу. Сомневайся. Никому не доверяй, золотко. Целее будешь. – Угу. Переночую здесь и на рассвете уйду, завтра на учёбу. Нейтральное пожатие плеч было мне ответом. Ну да, что тут особенного скажешь. *** Всё однажды бывает впервые, даже привычные уже души открываются с новой стороны. Я проводила уже многих – мужчин, женщин. Первый мужчина, первая женщина. Молодые, пожилые, древние, согбенные возрастом. С мрачными лицами и нейтральными, даже со спокойными. Но «впервые» имеет много граней, остро заточенных, ранящих сквозь покрытые коростой шрамы, прорезая глубже. Сколько граней у боли? Я гнала от себя мысль, что однажды встречу их, гнала всякий раз, едва она только появлялась, даже не до конца оформленная. Больше можно не стараться, новый рубеж взят. Бальтазар спал наверху, его сонные взрыкивания то и дело сотрясали ночную тишину. Казимир и Настасья сидели на крыльце, тихо переговариваясь о чём-то своём, кажется, о повороте кисти при разных ударах мечом. Они были первыми, кто встретил этих двоих. Ключ похолодел, привычно промораживая кожу, Настя охнула и, кажется, всхлипнула. Я удивилась: неужели Каз её обидел? – и выглянула за дверь. Они стояли, слегка покачиваясь, за несколько шагов до крыльца. Будто неуверенно, примут ли их, непрошеных гостей. Настя и правда всхлипывала, прижав ладони ко рту, и неотрывно глядела на души. Почему она их видит? «Видела смерть, сама была мертва, потому и может видеть то же, что и ты, – тихо сказал переговорщик. – Крепись, Яга, такая работа». И не было в его голосе обычной насмешки, ехидства. Сочувствие, пожалуй. – Заходите, – шепнула я онемевшими губами. Женщина прижала свёрток к груди ещё крепче и прошла в избу, не поднимая головы, не отрывая взгляда от ноши. – Бедные, – Настя хотела зайти следом, но Каз дёрнул её назад. – Нечего нам здесь делать, – он попытался оттащить девчонку, но та вырвала руку. – Пусти, я останусь, помогу. Мне было не до них. Я смотрела, не могла сдвинуться с места. Настя толкнула меня в бок: – Не держи их, пусть уходят. Это помогло мне очнуться, поставить последнюю трапезу перед матерью. Она будто нехотя отщипнула хлеб и пригубила молоко, так и не поднимая головы. Мне казалось, что её губы шевелятся, я готова поклясться, что услышала тихую-тихую колыбельную. Дверь в баню пригласительно открылась, и гости скрылись на несколько – минут, часов? Всё потеряло чёткость, ощущение времени совершенно смазалось. Остались лишь хаотичные мысли, поиск ответа: а можно ли было иначе, спасти… «Обычное дело, не смогли оправиться». Она так и не посмотрела по сторонам, ничто не интересовало женщину, кроме дитя, спелёнутого и прижатого к сердцу. Они обрели цвет за порогом междумирья и растворились в тумане. Я долго вглядывалась в холодную клубящуюся стену миров, но не видела ничего, не слышала. И даже не знаю, что именно мне хотелось знать. – Хозяуйка, что случилось? – громко зевнул кот. – Спокойной ночи всем, – сказала я в никуда, закрыла дверь и отправилась обнимать пушистого засоню. Мне было очень нужно. Он послушно позволил себя гладить и даже мурчал, пока я не заснула. Да пропади оно всё пропадом. *** Рассвет даже не занимался, будь у меня петухи, они бы спали. Я проснулась на удивление отдохнувшей, в избе было тихо, кот дрых, мыш тоже, людей и бесов не было. Я прошлёпала к выходу, почти наощупь, и едва не ударила дверью Настю. Она сидела на верхней ступени и в свете нескольких лучин что-то мастерила. – Какой сейчас день? – уточнила я на всякий случай, больно уж хорошо себя чувствовала. – Всё тот же, – бесцветным голосом ответила она. – А-а, – я присмотрелась, как ловко крепкие руки скручивали бересту в подобие коробочки, а саму коробочку прилаживали к веточке. Настя крутила поделку, как кубик Рубика, а у той внутри что-то приятно шелестело. – А что это? – Шаркунок, для дитя потешка. Точно, погремушка. – У него даже не было такой, не успел в ручках покрутить, – и я сразу поняла, о ком она говорит: последние гости. – Мать вспомнила и брата. – Ты говорила, что не было сына у твоего отца. – Так и есть. Потому что вот так… как они. Ушли. Она замолчала. Уверенные движения, ничего лишнего – много таких она собрала-скрутила. – Несправедливо, – согласилась я. – На всё воля богов, – Настя потрясла игрушку, в ночной тишине перекатывание внутри бересты было даже громким, но таким приятным. – Я вот лоскутов у тебя нашла, крупеничку сделала. А то в избе как у иноземца – ничего нашего, родного. Она достала откуда-то из-за спины скрученную в форме человечка игрушку. Тряпичную куколку. – Я крупы ещё в Косых Ложках набрала немного, ждала, когда ты вернёшься, Яга. Это важно, достаток в доме должен быть. Тебе недосуг, я позабочусь. Она говорила что-то ещё, а меня будто отбрасывало в прошлое. «Первородные. Они не спрашивают, все в их власти, соломенные куколки», – рычал Баюн. «Куколки, куколки», – отзывался переговорщик. Простенькая тряпичная кукла без лица на последней встрече с Ядвигой. Куколка девочки на стуле. Тряпичная такая, с глазками-пуговками, самодельная. «Мама звала меня Василиса Прекрасная», – улыбнулась девочка и растворилась в моём воспоминании. – Святые суслики, да вот же оно! – я так вскрикнула, что Настя отшатнулась, смешно округлив рот. – Что? – Да ничего особенного, спасибо тебе, Настасья Милютовна! – Не велико дело, что ж дурниной-то голосить? – кривовато улыбнулась богатырша и отодвинулась от меня на всякий случай. Я бросилась наверх, забыв, зачем, собственно, на улицу шла, и растолкала кота. – Бальтазар! – Чего тебе? Орёшь среди ночи. – Ну не всё же тебе блажить под дверью. – У меняу инстикты, а ты чего? – Нам нужен ребёнок. – А яу при чём, котёнка тебе принести? На панельках рядом много наплодили, я схожу. Только не прямяум сейчас. – Да нет же, Василиса Прекрасная! Бальтазар проснулся, дёрнул ушами и принюхался. Напрасно, зелье красное полусладкое стоит нетронуто. – Зачем, Ягуся? Внизу на крыльце Казимир спрашивал Настю, что случилось, та отвечала, что я, похоже, головой повредилась. Не повредилась. – У неё куколка, котик. Всемогущая куколка. В жёлтых глазах появилось интересное расчётливое выражение, он вздёрнул верхнюю губу, обнажая клык, и зловеще муркнул: – Значит, найдём нам ребёнка.