Блог «Серп и молот» 2023

«Говорят об опасности колоссального роста комсомола в деревне. Говорят о наплыве крестьянской молодежи в комсомол. Нет сомнения, что некоторая опасность тут имеется. Но несомненно также и то, что комсомол может не бояться этой опасности, если он сумеет выполнить с честью поставленные выше задачи. 100 тысяч комсомольского актива в деревне — это такая сила, для которой не может быть опасным никакой наплыв крестьянской молодежи. Все дело в том, чтобы повести энергичную работу по политическому воспитанию этого актива. Все дело в том, чтобы умело направлять работу этого актива на дело укрепления союза рабочих и крестьян. Все дело в том, чтобы использовать этот актив для вовлечения крестьянства в новое советское строительство.»

С 1925 года начался резкий рост числа комсомольцев в деревне, ЦК ВЛКСМ в 1928 году выдвинул лозунг о стопроцентном привлечении в комсомол батрацкой молодёжи. Да уже заметная часть середняцкой молодежи состояла в комсомоле.

Деревня образца 1929 года ничего общего не имеет с деревней образца до 1917 года. Да ведь уже культурная революция произошла! И она, в основном, касалась именно деревни. Деревня стала грамотной, значительная часть молодежи в ней была заражена, в хорошем смысле этого слова, коммунистической пропагандой. Заметен в деревне был актив из бывших красноармейцев, отслуживших в армии уже после окончания Гражданской войны…

Во второй половине 30-го года, года перелома, ОГПУ зафиксировало 1352 массовых выступления по всему СССР против колхозов. Массовые выступления почти всегда — это толпа недовольных какими-нибудь перегибами, которая расходилась накричавшись. На сотни тысяч сел и деревень, это — тьфу! Капля в море. Даже если их прикидывать по числу колхозов, которых в 1932 году было 211 тысяч. Пусть в 1930 их было порядка 100 тысяч — и то, на сто колхозов один «бабий бунт». Именно «бабий бунт», ОГПУ давало сведения, что зачастую в этих массовых выступлениях их активную часть составляли женщины.

И положение женщины на селе к началу коллективизации изменилось кардинально, это уже не была та русская забитая баба. Она даже «бунтовала» наравне с мужиками. И женское колхозное движение было еще активней.

Советская деревня, особенно ее русская, украинская и белорусская части, предколлективизационного периода — это настоящая Атлантида. Мы о ней почти ничего не знаем. Заваливать этот «материк» пеплом вранья с дикими представлениями о нем стали, как я уже писал, со времен появления «деревенской прозы», которая на самом деле ничего общего с реальной сельской жизнью не имела, представляла из себя интеллигентскую гниль уровня декадентства. В результате коллективизация в нашем сознании закрепилась в виде собрания в клубе бородатых темных мужиков в шапках-треухах, в клубах дыма от самокруток, которых активисты типа литературного Макара Нагульнова с помощью крепкого слова и нагана сгоняли в колхозы.

В. М. Молотов давал цифру по кулацким хозяйствам в пределах 5% от общего числа крестьянских хозяйств. Современные исследователи считают, что Молотов завысил эту цифру раза в два. Современным исследователям интересно коллективизацию представить в виде репрессий невиноватого крестьянина. 5% кулацких хозяйств. Это те, кто мог активно сопротивляться коллективизации. И то, как выше уже приводились примеры — там часть стремилась от этих своих хозяйств куда-нибудь подальше свалить. А у 95% населения села никаких даже поводов не было не принимать новую форму хозяйствования. Да 33% хозяйств было бедняцкими, тем коллективизация нужна была чтобы элементарно выжить, да половина середняцких хозяйств балансировали на уровне бедняцких — какая к черту могла быть насильственная коллективизация?..

* * *

А теперь, почему и зачем я написал эту статью. Дело в том, что уже после выхода «Мифа о Большом терроре» мне начали приходить письма читателей с просьбой написать отдельную книгу о коллективизации с разоблачением Голодомора. Я раньше только отмахивался от таких просьб, вроде бы утихло, но вот стоило только снова чуть коснуться этой темы, так опять: