BLOGS

Греки - к сербам, сербы - к румынам, румыны - к болгарам, к русским... Кто куда хочет, тот туда (с благословения своего игумена) идёт. Многие, почти все, монахи знают по несколько языков. Как правило, знают греческий, болгарский, русский, английский. И, конечно, церковнославянский.

В те дни, когда я жил в русском монастыре св.Пантелеймона, здесь служили и выполняли послушание четверо юношей-монахов (православные поляки) из монастыря в Афинах и двое монахов-греков из Халендара, а также другие работники и послушники из России.

«В чужой монастырь со своим уставом не ходят» - эту истину я видел в наглядном исполнении. Греки выполняли всё, что наказал игумен Ермолай - настоятель русского монастыря. А монахи-поляки ушли из монастыря дальше по Афону только с его благословения.

В русском монастыре мясо не едят круглый год; масла, молока, яиц в меню тоже нет. А в монастырях греческих мясо едят (кроме времени постов, конечно), едят и масло, и яйца, только молока не пьют. Во всяком случае, так мне рассказывали. Говорят, что в греческих монастырях можно встретить даже курящих монахов.

По монастырским русским уставам в Великую Схиму (отшельничество) постригают только в возрасте старше двадцати пяти лет. Греки же, бывает, постригаются и в юношестве. (Великая Схима - более аскетическое монашеское бытие. «Постричься в схиму» и «постричься в монахи» не одно и то же.) Русские монахи шепчут: «Как же так! Молодые ведь совсем, а стригут их в Великую Схиму! Сколько их не выдерживает... Это ж погибель!» А греки удивляются русской монашеской традиции постригаться в монахи как подряжаться на строительство монастыря или церкви: дескать, что это за монах, если главная его забота - стройка? При этом греки «забывают», что святой Афанасий Афонский тоже был таким монахом-строителем. Он был и организатором, и политиком, и дипломатом. В Х веке, в период непримиримой тяжбы, в спорах и ересях между Римом и Константинополем, он умудрился получить благословение одного «крыла» церкви Христовой и защиту с финансированием другого «крыла». Сам Афанасий - в молодости воин, кулачный боец и центурион (по-нашему, офицер) - был здоровенным мужиком, работавшим за троих и по тем временам как бы «не вполне» соблюдавшим каноны.

Однажды за трапезой, когда св.Афанасий уплетал уже третью порцию, он поймал взгляд-упрёк собрата монаха.

- Не кори меня, брат! - сказал св.Афанасий. - Я большой, мне больше надо. А по завету Богородицы (она являлась ему -авт.) я должен столько успеть, что, боюсь, мне и жизни-то не хватит... И тело, как планида, лопнет, не выдержав.

Святой Афанасий Афонский успел выполнить всё. И Богу молился. И лавра на утёсах Афона была построена.

Задний двор русского кунака в Карее выходит прямо к подножию горы. Там, наверху, идёт дорога на Старый Руссик, на Дафни, на монастырь св.Пантелеймона.

Здесь тихо. Старенькое-престаренькое крыльцо со скамеечкой. Над ней - хмель вьётся на крышу. В ожидании работы и выезда машины обратно к монастырю св.Пантелеймона я сидел на этой скамеечке, обрадованный прочитанной статьёй, смотрел на лабиринты узоров пола в коридоре (он виден в открытую дверь), дивился игрой этих лабиринтов, как когда-то удивлялся психологическим игровым ответам на семинарах в университете.

Отсюда начиналась моя дорога домой - в Россию, в Сыктывкар. Ещё сутки я проведу в монастыре. На обратном пути, в Салониках, в жесточайшем цейтноте мы с Валерой успеем-таки найти храм святого Григория Паламы, пробиться через суету венчаний (две свадьбы - тьма народу), найти какого-то парня-мордоворота... Он откроет нам маленькую комнатку, где в сумеречном свете увидим гроб со стеклянной крышкой.

- Святой Палама? - спрошу я у парня не потому, что не знаю, кто там, в гробу, а потому, что сам не верил себе: я здесь, у тела великого Паламы, к которому обращался в минуты сомнений и отчаянья и чудным образом находил ответы, чувствовал его присутствие в своей жизни. Иногда он словно стоял за моей спиной.

По дню рождения мои святые - князья-братья Борис и Глеб. Я чту их, но сам не знаю, как и когда так получилось, но узнал я о Паламе, потом почувствовал мистическую связь, потом проверил её...

Я поклонился гробу до земли. Встал около него и замер. Лежит Святитель - Великий Учитель Сергия Радонежского, Андрея Рублёва, Святителя Стефана Пермского. Чёрный. Нетленный. С XIV века лежит. Без мавзолеев и бальзамирований.

«Здравствуй, отче! Вот ты какой. Ужель я рядом с тобою?» Не знаю, сколько стоял я и шептал у гроба. Был я один (получилось, что заходили мы с Валерой в комнату по очереди). Может быть, я как-то не так, странно вёл себя, но, когда обернулся, увидел доброе сияющее лицо того парня-македонца, который отворил нам эту святыню. «Лицо-то какое радостное, -подумал я. - Никакой он не мордоворот. Прости, Господи, за худые мысли... »

Всё это будет потом, через два дня. А здесь, на пороге кунака, я сидел и вспоминал цепь «случайностей», которые привели меня на Святую Гору Афон.