BLOGS

Здесь появляются иногда всякие «в штатском», чтобы за пивком поговорить о ситуации в Польше и сервисе штатовских Дисней-парков. Вот, дескать, а у нас вот так. И крутят головой, показывая на бардак. Что им скажешь? Разве объяснишь им, что мужик шёл сюда годами и тёмными коридорами не для того, чтобы петь. Шёл кричать от боли, потому что слишком долго его заставляли смеяться. Он был в таких ямах и видел такие переулки, что, честно говоря, и на Польшу и на Штаты плевать он хотел с порушенных российских колоколен.

...Н-да. А если по прямой? А если по улице Рабочей (теперь имени земляка-академика)? То упрёмся в забор. Вот такая она -улица Рабочая: с высоким забором в одном конце и кильди-мом - в другом. А где-то между ними - точнее между нами -потерялся свет. Может, мы его вылакали? А, мужики? Или этот свет в поездах, которые проносятся вдоль этой улицы? Но они-то пролетают, а мы остаёмся.

...Боюсь, что снесут кильдим после моего рассказа. Будто кильдим виноват, будто земля виновата, что съезжаются на этот пятачок со всей страны, чтобы купить за один рубль и тридцать две копейки три литра света.

Мы пьём пиво большими глотками. Уже холодно. Пар из пасти. Кто пьёт с похмелья, кто с охотки. Грязный клочок земли лупят первые калёные морозы. Пофигу ему морозы.Эту землю уже били морозы, страшнее которых не бывает. И холодное тяжёлое пиво заливается, как свинец, в наши глотки. И становится тепло.

Мы же любим это тепло. Этот обман. Эту отдушину. Мы так же любим телевизор, прилипаем к экрану и смотрим разные штучки, и нам кажется, что это мы живём. А жизнь, как поезд, летит куда-то и уносит свет в своих окнах.

1986 год

МЕРА ХРИСТОВА

Как-то знакомая предложила мне встретиться с хорошим человеком:

- Он такой - настоящий, профессиональный православный!..

Я с трудом удержался от смеха. Уж слишком абсурдно это прозвучало: «профессиональный православный». Но, слава Богу, засмеялась и моя собеседница, когда поняла, что сказала. А потом мы даже как-то немного взгрустнули - ведь откуда-то вырвалось это странное словосочетание. Скорее всего, по созвучию с такими выражениями, как «профессиональный медик» (врач то есть), «профессиональный спортсмен», «профессиональный военный». Что-то в этом есть, но только как повод поразмыслить.

Разве все врачи умирают здоровыми? И разве все они долгожители? Может быть, все профессиональные военные стали героями, все они защищали страну? А разве все спортсмены-профессионалы смогли достичь каких-то высоких достижений? Конечно, нет. Вспоминается мне замечательный кардиохирург Бакулев. Очень тучный был мужчина. Тысячи людей спас. Ему ли не знать, что полнота губительна для сердца, что она ведёт к преждевременной смерти?

Замечательные спортсмены рвут связки, крошат суставы, а в боксе вообще - трещат сосуды и портится характер... Симпатичные люди, удивившие мир своим мастерством, не смогли удивить Бога и самих себя. Наша система координат, в которой профессионализм находится на самых высших ступенях, ничего не значит там, «наверху». Профессионализм оказывается меркой «здешней», применимой в этом мире, в лучшем случае, к ситуации, к возможности помочь (как Бакулев) или получить помощь со стороны. А собственной жизнью эти профессионалы часто распоряжаются менее грамотно, чем простые крестьянки и простые, «непрофессиональные» христиане. Именно простые, то есть цельные в своём отношении и к Богу, и к собственной жизни. Это в человеке обычно бросается в глаза.

Как правило, у нас десятки ролей. Вот я пассажир, вот - начальник, вот - подчинённый, там я буду пациентом, а здесь клиентом, и каждый раз веду себя в зависимости от обстоятельств. Если силы духа недостаточно, ты распадаешься на сиюминутные функции, ты есть, но тебя будто и нет.

И так же распадается всё вокруг. Раньше человек просто шёл в кино или в театр, но теперь учитывает массу вещей, не имеющих никакого отношения к искусству. Соображает, а продают ли там попкорн, кофе, престижное ли это место. То есть когда слабеет интерес к искусству как таковому, мы цепляемся за вещи второстепенные.

Возьмём образование. Родители размышляют, какая школа престижнее, лучше оборудована и прочее, часто забывая выяснить, какой там уровень преподавания и, что не менее важно, воспитания.

И до Церкви дело дошло. Если наши родители и сами мы двадцать лет назад шли в церковь как в Дом Отца, как в главный Дом своей жизни, то сейчас - как в «поликлинику души». Вот на 8.20 в среду у меня номерок к стоматологу, в 16.30 в пятницу - к парикмахеру, а по воскресеньям с 9.00 до 11.00 время приёма душеведа. В звенящей колоколами «поликлинике». И церковь незаметно вместо главного места становится сервисом, одной из функций... Это православие психотерапевтическое. И куда от него деваться? Ведь - от школы до собеса -человек сначала вынужден защищаться от агрессии, нападений на его душу, а потом защищать свои мирские права.