BLOGS

И утоляет жажду настроений -Неспетых, не отыгранных вчера Стихотворений.

Декабрь - итог.

Взгляд тёмных окон мудр.

Ты носишь сердце, вбитое в обложки,

А в окнах тысячи

Тобой не пробуждённых утр,

Среди которых скрытые дорожки Твоих томлений И твоих судеб;

И таинств детского обиженного взгляда... Ломаю я стихи, как хлеб,

Но этот хлеб - награда.

Мы знаем тайны не прочтённых сфер: Зачем декабрь?

Зачем боа из ночи?

Поэт - дитя,

Последний старовер...

...библейски что-то девочка пророчит.

Граница грозы

Птица молчит перед грозой. Мечется.

Смерть птичья тоже «с косой»? Или Смерть всегда человечится?

Или Смерть всегда «Пинкфлоидной» поступью По басам - да-да-да!

По тарелкам, по простыням...

Смерть всегда восемь нот:

«Я» - девятая...

Ангел взял фагот И дыхание моё

сжатое...

Мир банок пепси - злое серебро,

И звук динамиков страшней там-тамов. Умирало русское село под колокола стаканов.

* * *

Памяти брата Андрея

Оставить пепел на столе и кофе недопитый, выйти в глубину полей, росой политых.

Нам кажется - всё впереди, и рядом дети,

что много нам ещё пройти, и многое понять на свете.

...Нам кажется...

...Угрюмый сон.

И ночь - отрава.

Никто не слышал ночью стон в небесных переправах...

Лень

Разленился настолько,

Что даже стать жадным Нету силы, нет воли, нет слов.

Я на слониках шоколадных Шоколадных рисую слонов. Крепкий чай - эта дивная сволочь. Чуть разбудит,

Чуть позабавит огнем,

И в душе моей снова Шоколадная полночь Бьет кофейным крылом.

В пять утра

В медитации антиуспехов Лбом ворвусь в рассыпной бильярд. Хирургически тонко Ловит бабочек ради потехи Укрощенный во мне Леопард.

Ты зачем,

Ты зачем, обгоревшее лето, Гонишь к югу свои поезда?

Я от лени умру И где-то

За меня упадет Звезда.

Раковый корпус

Памяти Валерия Сенюкова -

одноклассника и однополчанина

Наступает не мое лето,

Наступает не моя осень,

Я теперь далеко где-то

в другие реальности брошен.

Я хожу по Небесным кущам

и пугаюсь молитв без звука,

потому что сущему в Сущем тесны объятия круга.

Эх, теперь бы юности волю,

вот теперь бы да все с начала.

...я бы прожил с другой болью

и ушел по другим лекалам...

Пора пить чай, сынок..

...младшему сыну Фаддею...

Пора пить чай, сынок.

Устал я от бесед.

Устал от вздохов и претензий мира,

Хоть и тесна всегда квартира,

Но в сердце тоже просторов нет.

Давай помолимся, попьём чайку «Ахмад».

Воспоминания нахлынут сами, в них сломаны три тысячи преград и десять тысяч эсэмесок маме.

Тебе достался перечень разлук и, как имбирь, горячие обиды.

Семья былая - странный звук, на «от и до» неправдою разбитый.

«Во многой мудрости есть многая печаль». Но кровь традиций нас заставит выжить. Давай, сынок, пить добрый терпкий чай.

И Бог нас не оставит, Он услышит.

9 мая 1975 года

Собрались фронтовики на гармошку,

Что терзал и валял дядя Паня.

И вдовицу одну -тётку Фроську -Напоили допьяна, хулиганя.

Напоили и запели Частушки

Про калек и войну -про судьбину.

Рвал тельняшку дядя Ваня, как душу,

И показывал всем свою спину.

Шрамы там...

...а Егор одноногий Приглашал поплясать Ефросинью.

... мы, мальчишки, запомнили много: силу горькую -слёзы на силе.

С первой водкой, по жилам попрятав,

Те частушки и слёзы, и шрамы.

Мы запомнили стоимость пяди Между Волгой и Доном, между песней и стоном,

Между сердцем и храмом.

ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ

- Я буду всё равно тебя ждать здесь. Приходи сюда... - Валентина смущённо, почти безнадёжно пожала плечами и заплакала. Ветер и мраморный моросящий дождь рябили пожарище. Противная, унылая гарь тянула низом, будто горело не пятиэтажное общежитие, а кислые торфяники.

- Тебе сейчас есть куда пойти? - спросил Игорь. Она кивнула.

Наверное, его голос был механическим и чужим. Она опустила глаза. Игорь раздражался от гнетущего чувства, что опаздывают все: и он, и казачок, с которым вчера познакомился в этом женском общежитии, и Валентина с Ольгой.

Казачок волочил ногу. Он, кажется, и вчера немного прихрамывал, а сегодня, когда прыгал с третьего этажа, разбил ногу, и теперь, скорее, тащил её за собой, чем она держала его.

Незнакомый пожилой подполковник, опухший от бессонной ночи и, наверное, из-за почек, устало ходил от группы к группе и сипло гудел.

- Уходите. Уходите все! Как куда? Хоть куда! Вот туда!.. Сейчас здесь такое будет. Сейчас здесь будет...

Этот офицер маленького военкомата на далёкой окраине громадной Империи и сам не мог знать, что через сорок минут истечёт кровью в водосточной канаве. Помочь будет некому. Он будет так же хрипло ругаться и зажимать ладонями густо кровоточащие раны. А потом тихо уткнётся лицом в рыжие прошлогодние лопухи. Так же будет стелиться гарь, и так же суматошно будут метаться по улице люди.

- Уходи, Валя... Я тебя обязательно найду. Везде найду. Уходи.

Под чёрными каштанами улица пряталась внизу и виляла поворотами среди деревянных и каменных заборов. Там уже был слышен рокот моторов, а ещё недавно далёкая стрельба становилась всё ближе и ближе.

В другую сторону эта же улица шла на подъём и своей графической открытостью делала убегающих людей безнадёжно беззащитными.