BLOGS

Уже и темно стало, а всё не спится. Сидим тихо. Пьём крепкий чай. Мечтаем об утренней удаче. Вот бабахнуть бы штучки по три утки, а? Если ж гусь подвернётся - совсем здорово!

Два самых тёмных часа прошли быстро, за высокой террасой на востоке стало сереть. А вместе со светом накатил клочковатый туман и какой-то колючий, едва слышимый, лай собак. Напряглись мы уже через несколько минут: лай стал громче, злее и жёстче. Это не ленивый лай собак где-то на ближних дворах посёлка. Это не растерянный лай потерявшейся лайки -нет, этот был густой, хрипящий в три глотки. Ближе, ближе, ближе...

И тут мы увидели его. И тут мы вспомнили утреннее объявление по районному радио: «Из исправительно-трудовой колонии посёлка Синдор бежал особо опасный заключённый (далее шли особые приметы), осуждённый за убийство, предположительно вооружённый охотничьим обрезом».

И он увидел нас. Ружья у него не было. Он несколько секунд смотрел на нас, стоя, согнувшись, как обезьяна, на самой кромке берега. Витька рванул на себя ружьё. Зэк то ли погрозил пальцем, то ли так отчаянно затряс рукой - дескать, не балуй! Прошу - не балуй!

Витька кивнул и очевидным жестом показал, что откладывает ружьё. Зэк исчез.

Лай прогремел прямо над нашими головами. Собаки шли по следу, не отвлекаясь на дым нашего костра: дрессированным, им не помешали даже аппетитные запахи картошки с сыром. А ещё через минуту мы поняли, что тот отчаянный дядька, похожий на обезьяну в куцей телогрейке, кажется, попался. Нет, на самом деле он ещё не попался, но он не знал, что перед ним старица, а не река. И вплавь - глупо, и в обход уже опоздал...

Южнее нашего костра метров за триста собачий лай скатился по склону и застрял где-то между ельником и ивняком. Клоками летящий над ивами туман казался лохмотьями того самого лая. «С пригорка!.. Выше поднимись, Андреев, выше... -услышали мы солдатские голоса. - Видишь его?!»

- Ага! Вот он!.. Стой!

Траийх! Грохнул выстрел, и эхо прошелестело: «... ийх -ийх - ийх!!!»

«Видишь б... гу? Где он? Дай направление!» А сверху кричал удачливый загонщик Андреев: «У самой воды! Возьми чуть правее... Выходи, гад!» «ТРАИйХ!!!» - ударило совсем близко; «ийх-ийх-ийх!» - хохотнуло эхо.

Громко плеснулась вода. «Пошёл! Уходит! В два ствола. Очередями, Андреев!!!» Загрохотало, и сквозь разорванную тишину, скулёж овчарки и возмущённое эхо мы слышали: «Ушёл ведь! Ушёл!» Тявкнула ещё пару раз собака. Наверное, с минуту было тихо. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Казалось, что всё удаляется, почти исчезло, что мы их больше не услышим. Но одиночный выстрел с верхней террасы грохнул, как точка. Всё-таки выстрел выстрелу рознь. Мальчишечье чуткое сердце услышало в самом выстреле эту разницу.

Неведомый Андреев, видно, хорошо целился. «Есть! - рявкнул он с берега. - Есть... Есть... Вон плавает. Щас зацепим с того берега!» - крикнул он своему напарнику.

Убитого зэка мы не видели. По заболоченному берегу старицы бродили и чавкали сапогами солдаты. Появились ещё двое. Когда мы поднялись на террасу, прямо на нас выскочила овчарка. Гавкнула беззлобно - и убежала.

Домой мы уходили не по берегу и не с уточками, как мечтали (какие тут нафиг уточки!), а лесом - по просеке высоковольтной линии. Брели, почти не разговаривая. «У каждого своя охота, - пытался умничать Витька. - А на нас хоть бы рябчик для души вылетел».

- Да ну, - буркнул Гена, - тошно что-то. Для души-и... -гнусавя, передразнил он Витьку. И попросил закурить наш некурящий Гена.

Согласный с ним, сел на соседний пенёк, курил и сопел обиженный на солдат Витёк. Дым сигареток не растворялся, а будто висел космами. Как туман над старицей. Тогда, когда расстреляли человека и тишину...

2010 год

ОХОТА НА ТЁМНЫХ ПТИЦ

Василию было почему-то легче от того, что шофёр фургона и женщина-экспедитор его не испугались. Как-то слишком уж просто, как просто было всё до сих пор в его искорёженной жизни: он вышел на просёлок из кустов можжевельника, поднял автомат, устало лязгнул затвором.

Женщина и шофёр собирали в фургоне, по собственным карманам, в бардачке кабины всё то, что нужно было взять с собой этому человеку с автоматом, в тёмной одежде. Чтобы этот человек мог есть, курить... Деньги для того, чтобы - чем чёрт не шутит! - ехать.

Наверно, ещё позавчера рецидивист Василий Балабаев -кличка Ломоть, для своих Лом - откровенно радовался бы, если б под его автоматом эти двое прыгали на цырлах. Сегодня, на четвёртый день побега, это почему-то показалось ему дешёвым... не только с их стороны.

Шофёр - рыжий мужик чуть постарше Василия, свежий, здоровый - смотрел на дуло автомата как-то дурашливо, будто хотел сказать: экая нелепость! Ломоть про себя, разглядывая обоих, бессильно ухмылялся: «Куда ж ты, лопух, так далеко эту гладенькую везёшь? Симпатичная крыса... Ворует, небось, у себя на базе. Не боится... Точно ведь ворует. Где ж, бланманже, мои семнадцать лет?..»